– Посмотрите сюда, господа, - трость гулко ударилась о пол, и коснулась корявой надписи «Будапешт». – Здесь у нас недавно открылось новое предприятие. Вы думаете, чему оно посвящено? Да, электромоторам. Я пару недель провозился с ними, упорно совершенствуя их, и добился того, что теперь мой бизнес идёт вверх. Здесь же, в Будапеште, и располагается то самое место, в которое я не жалея вложил большую часть своих средств, с надеждой, что это новая индустрия позволит мне продолжать своё великое кредо изобретателя. Я считаю, что в дальнейшем можно смело расширять просторы моих занятий. Было бы только финансирование, - он с укором взглянул на стоящих в плащах господ. – Вон там дальше (он указал на Швейцарию) располагается главная контора моей новой, очередной компании – «Wingerfeldt Electromotor Company», на которую я и возлагаю большие надежды. Все мы знаем и помним Генри О`Читтера, я прав, господа? Я думаю, помимо прибыли, развитие новой индустрии принесёт мне помимо прочего полную победу в нашей затянувшейся борьбе друг с другом. Я могу показать и на деле свои моторы. Нам всего-навсего надо выйти на улицу, где у меня уже стоит автомобиль. Как вы помните, электромобили – лишь недавно развивающаяся индустрия, и такому политику в предпринимательском деле, как мне, было бы просто стыдно отстать от века и не понять этой простой истины. Бесспорно, сейчас уже начинается массовое производство других автомобилей, с двигателем внутреннего сгорания, но пока этот вид транспорта из-за своего шума и визга не приживается в нашем мире. Генри Форд, работавший в своё время на моё предприятие, и знавший мои первые шаги, организовал свою компанию по производству автомобилей с бензиновым ДВС. Пожелаем ему удачи, господа. Я намерен дальше идти по своей, заранее просчитанной траектории. Уже скоро будет пятнадцать лет, как я работаю изобретателем, за это время у меня ещё не было ни одного провала. Те достижения, к которым я иду сейчас, превосходят все ожидания даже видавших виды людей. К чему я это говорю? Я с уверенностью могу сказать, стоя одной ногой в Германии, а другой на Австро-Венгрии…

 - И долго ты так будешь раскорякой стоять?

По комнате пробежался громкий смех, который растворил грубый голос Вингерфельдта, рассмеявшегося громче всех.

 -… Что я нахожусь в апогее славы, а мир у меня практически лежит в кармане. Большая часть новых развивающихся направлений промышленности были запатентованы мною, на моих патентах вырастает индустрия и энергетика двадцатого века. Вы слышали только про электромоторы, господа. Вы думаете, это всё, чем я страдал в последнее время? Я работаю по девятнадцать часов в сутки. Я одержим идеями, идущими откуда-то сверху. Да, да, я найду им применение, и уже нахожу, сидя за своим столом и вытягиваю ноги на протяжении площади всей Турции. Я хожу уже по миру, а скоро я могу держать его уже в своих руках. Нет, я не преувеличиваю, господа. Дела мои развиваются, причём в верном направлении. На изобретения я пока не истощим, что я сейчас и поспешу вам разъяснить. Я не считаю, однако, что стою твёрдо на ногах – ибо ничего в жизни нельзя предугадать. Так и тут получилось. Итак, господа, готовы ли вы посмотреть на то, чему я хочу посвятить в ближайшее время все свои умения и знания?

Вингерфельдт гордо подошёл к своему столу, решительно сгрёб рукой в сторону все свои гайки, ржавые гвозди и другие принадлежности, без которых его стол был бы просто невозможен, а затем кивнул на развёрнутые чертежи на столе. Люди нависли над его столом, лишив учёного всякого пространства, дышали в затылок. Довольно посмотрев на них, дядя Алекс вновь обратился к чертежу:

– Вот посмотрите, пред нами лежит попытка усовершенствования биржевого телеграфа. Да, да, того самого, с которого я и начал свою карьеру, как изобретателя. Если мне удастся воплотить в жизнь все свои идеи, мы получим незамедлительную прибыль. Сейчас я хочу смело вложить все свои капиталы в одно дельце – я хочу засветить весь мир. Нет, это не удачно подобранная метафора – я действительно хочу сделать так, чтобы тьме подвластна была лишь улица. Я хочу убрать в прошлое все нынешние разработки в виде керосиновых ламп и газового освещения и подарить миру новый вид освещения. Да, над лампой накаливания я трудился очень давно. Бесспорно, не я её создатель, как таковой, я уважаю деяния своих коллег, создавших её. Моя цель, как говорят американцы, довести её «до рыночных кондиций». Я начал давно проводить опыты с её усовершенствованием. Время покажет, напрасно или нет.

Вингерфельдт, явно нервничая после своего большого монолога, полного пустых обещаний, принялся накручивать свои усы и искоса поглядывать на ожидающих чудес слушателей. Среди публики стоял один щуплый журналист, делающий какие-то заметки в своём блокноте, и следящим за каждым движением великого учёного. Вингерфельдт сбросил в пепельницу от сигары пепел, и вновь взглянул на людей. Взгляд их был прикован к бардаку, царившему прямо тут же, на столе изобретателя. Дядя Алекс поспешил дать пояснение:

– Чтобы что-то сотворить, мне нужно богатое воображение и куча хлама. В конце-концов, вещи должны всегда лежать под рукою, как верно заметил один из моих ценнейших сотрудников компании, Гай Гезенфорд, имеющий дома в точности так же заваленный стол. По-моему, наше отличие с ним в бардаках заключается только в разных марках ржавых гвоздей и яркости этикеток электротоваров.

 - Кстати о вашем преемнике Гае, - вставил своё слово молчавший до сих пор журналист. Это правда, что вы достали его из трущоб Уэльса, где он промышлял воровским делом?

– Конечно же нет, как вы могли поверить в такую дурь? Он – один из ценнейших сотрудников нашей компании, и ни за какие гроши не повёлся бы на такую опасную и требующую ловкости работу. Личность он слишком благородная для этих целей. Опять же, мы берём человека, а не его прошлое.

 - Но ведь он не имеет образования. А как же вы объясните все эти слухи и его вечно проявляющуюся сноровку?

Вингерфельдт сокрушенно покачал тяжёлой головой, словно бы она весила несколько тонн, и с усмешкой обратил свой взгляд вновь на чертежи своих гениальных идей, которые он намеривался воплотить в скорейшем итоге в жизнь. Ещё сбив пепла с сигары, он повернул свою голову в сторону журналиста и нетерпеливо произнёс, обижаясь, что его оторвали от настолько важного для его судьбы монолога:

 - С какой это стати вас интересуют простые работники моего предприятия? Вон их сколько у меня, волей-неволей собьёшься со счёта. Под моей властью уже 100 различных компаний организовано, почему вы ими не интересуетесь? Чем провинился мой служащий?

 - Если вы так говорите, значит, вы что-то скрываете, - невозмутимо ответил журналист. – Оттого интересна эта личность, что в его руках сосредоточились все нити управления компанией.

 - Что за вздор! Я – единственный руководитель всех своих предприятий, и больше никаких умников делить со мной славу мне не надо. Гезенфорд – рядовое лицо моей компании, осуществляющие с моего согласия всякие выгодные сделки и не больше. Если вы решили написать сенсационную статью о его воровской жизни, которой никогда и не было – то милости прошу, понимаю, вам деньги нужны больше, нежели знания. Только боюсь, это будут ваши последние деньги – потому как оскорбления своей сущности мой служащий не потерпит, и когда будете сидеть за печатной машинкой опять-таки моей компании прошу хорошенько подумать вас, прежде чем писать. Гай не сговорчив, груб, ля вас это очень плохо кончится. Вы потом пощады просить будете – но уже будет слишком поздно. Я тоже не имею образования. По вашей логике я жестокий мошенник и матёрый вор? Могли бы спросить и что-то более умное.

Вингерфельдт фыркнул от презрения, и принялся долго исследовать взглядом свои бумаги и хаос, царивший на столе. Журналист ещё что-то отметил на своём блокноте, чему завтра суждено было появиться во всех газетах. «Характер у него не привлекательный: он тщеславен и груб» - царила запись прямо в блокноте. Характеристика, которую писали на Вингерфельдта, была далеко не приятна, как ему самому, так, вероятнее всего, и читателям. С газетами бороться бессмысленно, легче их игнорировать, – тем более, что сам Вингерфельдт успел в своё время запустить когтистую лапу и в эту отрасль – в бытность разносчиком газет, он на вырученные деньги организовал свою, которая выходила во всех поездах. На те же вырученные деньги можно было закупать инструменты и материалы для химических опытов, и дядя Алекс тратил на них все свои последние сбережения.