В одиннадцать часов вечера, вдоволь проштудировав книги по учёбе, он без чувств падал на диван, где ещё час как минимум размышлял над тем, что будет делать завтра. Он ложился спать, и читал, читал, пока не засыпал, думая о своём во время этого занятия, поэтому Гай неоднократно заставал его на утро с книгой в руках… В пять часов утра ровно он уже был на ногах, и можно уже было слышать его осторожные шаги по комнатам, а потом он шёл на быструю прогулку, повышающую работоспособность. После двадцати минут на улице, Николас вновь садился за занятия, с жаром читая свои учебники и тетради, буквально зачитывая их до дыр. Да, это не школа в Слимянах, где он учился вразвалку, и где учёба не приносила ему ни малейшего удовольствия. Потом он завтракал омлетом, приготовленном лично Гаем, и, отличавшимся поэтому особенным, неповторимым вкусом, что с Гезенфордом Николас никогда не стремился соперничать в кулинарном искусстве – мастерство первого было явным, словно бы тот был раньше поваром. А к семи утра Николас уже шёл на лекции, после которых проводил свободное время либо на работе по ремонту электромоторов или в лабораториях университета.

Следует ещё рассказать о нравах того самого университета. Как было сказано ранее, всех поступивших напутствовали на жизнь в большей части во благо учёбы, за которой должно забываться всё остальное. Считалось, что выходцы из этого заведения должны знать всё на свете. Поэтому книгами на дом загружали нещадно, Николасу приходилось брать с собой на работу литературу, в редкие минуты отдыха он всё читал, читал, читал. После поступления каждый был предоставлен своим силам, никто из этой редкой когорты счастливчиков не «тянул», каждый отвечал сам за себя, любая оплошность в дисциплине или учёбе каралось немедленным изгнанием, что даже эти, казалось бы, неколебимые ряды счастливчиков были подобно пушинкам на ветру… Время ни играло абсолютно никакой роли: согрешил – проваливай! Вингерфельдт был довольно жестким руководителем всей этой оперетты образования, никогда и никого не щадя. Приветствовались самые краткие ответы, без «пускания тумана», как любил говорить тогда дядя Алекс. Поэтому за подробности нередко доставалось – говори всегда по делу да по существу. За длинные ответы снижались баллы успеваемости - так уж повелось… В любое время дня или ночи, зато, студенты могли, не сверяясь со справочниками выдать точную справку состояния железных дорог в Мекленбурге, нарисовать, не задумываясь особо конструкцию какого-либо двигателя, и по чертежу легко составить действующую модель.

Доклады умели делать на любую тему – но зачем всё это будущему физику, пожалуй, не знал даже самый главный кукловод Вингерфельдт. Так или иначе учиться приходилось, не взирая на здравый смысл. Зато частенько проводились проверки, учишься ты или нет… В самый неожиданный момент раз в месяц заглядывал инспектор в университет – высокий и тощий человек в очках, проверявший тетради, карты, книги, всё, что попадалось под руку, следивший за тем, чтобы учащиеся всё делали сами. Было тяжело – но ничего, все оставались живы. Бывало, кто-то и не справлялся с возложенной ему нагрузкой – но это уже другая история.

Преподавали так, что будь здоров. Однако нельзя сказать – что на их уроках было скучно и не интересно. Да были такие предметы, где старались себя чем-то занять, чтобы не уснуть, однако же, большая часть из них проходила с неподдельным интересом со стороны слушателей. А когда помимо лекций ещё и опыты показывали, аудитория вообще замирала, даже боясь дышать.

Карлов Университет, один из самых старых и лучших университетов с хорошей репутацией вынужден был открыть двери для Николаса.

Он вспомнил!

Холера свирепствовала в сербском посёлке. Подвергся ей и Николас, только что приехавший после получения сертификата зрелости. Ни наставления родителей, ничто уже не могло остановить его на пути домой. За это он и поплатился.

Николас подхватил болезнь в первый же день своего прибытия. Он оказался прикован к постели на девять месяцев, находился на грани жизни и смерти. Он не мог даже двигаться. Его энергия иссякла полностью изнутри, до определённого момента он был на грани смерти.

В один из промежутков времени, когда Николас всё же возвращался в этот мир, отец зашёл к нему в комнату. Его бледное лицо содержало в себе желание ободрить хоть как-то сына.

«Возможно, мне будет лучше, если ты позволишь выучиться мне на инженера», - сказал лишь Николас слабым голосом.

«Ты пойдёшь в лучший технический институт в мире! – торжественно ответил он, и Николас знал, что это правда.

Через несколько дней наш герой уже мог ходить, болезнь отступала стремительно. Но на то, чтобы восстановить свои силы, ушло два года. И только по их прошествии Николас смог исполнить наконец то, о чём мечтал всё это время!

И серб поддался своим желаниям. Это был тот момент, которого он так усердно ожидал, и решил начать учёбу с добрым для себя предзнаменованием и твёрдым решением достигнуть цели, преуспеть.

Преждевременная подготовка к экзаменам у Николаса была явно выше среднего, чему способствовали уроки отца, и все те возможности, что позволили приобрести дополнительные знания в окрестных библиотеках и прочее. Так серб получил знание нескольких языков, что позволило расширять свой кругозор, книги отдельных библиотек он мог читать без всяких на то помех.

Затем, Николас заимел и ещё одно преимущество этим: на первой поре он мог выбирать именно те предметы, которые ему нравились, и так отпало ненавистное ему рисование от руки.

Он рассчитывал преподнести своим родителям сюрприз, и в течение всей своей пока что только начавшейся учёбы, регулярно стал начинать свою работу в три часа утра и заканчивал в одиннадцать ночи, не исключая праздники и воскресенья.

Большинство однокурсников-студентов думали об учёбе лёгкомысленно, поэтому Николас тем более побил все имеющиеся рекорды.