Шемоборы переглянулись и притихли. Через некоторое время Анна-Лиза вскочила на ноги, объявив, что ей смертельно необходимо спуститься в кафе и принять пару заказов — и старые друзья остались одни.

— Наверное, мы действительно сведём тебя с ума, — прервал молчание Джордж. — С тех пор, как она поселилась у меня, соседка каждый день спрашивает, что это за интересную итальянскую комедию я вчера смотрел, и почему не сказал ей, она ведь так любит итальянские комедии. А это не комедия. Это мы так разговариваем. В начале лета соседка уехала на дачу. Ключи мне оставила, чтобы я поливал у неё цветы. Думаю, цветы тебе можно доверить. Раскладушку поставим, в покое оставим.

— Да ты поэт!

— Погоди. Я серьёзно. Раскладушка хорошая, не продавленная. Как соскучишься — заходи к нам. А мы к тебе лезть не станем. Я же понимаю.

— Какая глупая соседка. Нашла, кому ключ оставлять.

— Что поделать. Она доверяет только мне.

— А ты, значит, доверяешь только мне.

— Нет, не доверяю. Но мне важнее устроить тебя так, чтобы тебе было удобно, а не сохранить доверие соседки.

— Знаю я этих старух. Они везде натягивают ниточки, незаметные глазу, чтобы проверить, не нарушал ли ты границы их частной собственности. При помощи невидимых засечек замеряют уровень кетчупа в бутылке и зубной пасты в тюбике.

— Ну ладно, ты преувеличиваешь.

— Я? Я преуменьшаю. Когда я уехал в Москву — снимал комнаты у таких старух. Чего только от них не натерпелся! Одна уверяла, что я вытираю ноги о дверной коврик дольше, чем нужно! И коврик от этого протирается! А если я вытирал ноги не так тщательно — ругалась, что из-за меня в квартире грязища, и тараканы ползут по стенам! А тараканы в этой халупе обосновались ещё при царе Горохе.

— Неужели ты не мог найти что-нибудь получше?

— За те смешные деньги, которыми я располагал, моё тараканье гнездо было раем небесным.

— Я думал, тебе родители помогали.

— Они хотели. Но я отказался.

— Почему?

— Я не хотел впасть в зависимость. Не хотел стать таким, как ты.

— А сейчас не боишься? Не боишься впасть в зависимость, например, от меня?

— Я теперь поумнел и от помощи не отказываюсь. К тому же, ты точно знаешь, что не дождёшься от меня благодарности. Это развязывает мне руки.

— Ну, держи, неблагодарный, — Джордж протянул ему ключи.

— Спасибо, — машинально поблагодарил его друг.

Соседская квартира словно сохранилась в нетронутом виде с начала восьмидесятых. Даже воздух был какой-то — ленивый и спокойный.

Стараясь не задеть невидимые лазерные лучи, прорезающие коридор, и не попасть в неразличимый обычным глазом капкан, шемобор босиком прошлёпал на кухню. Здесь пахло прелой картошкой и почему-то — духами «Красная Москва».

Дмитрий Олегович огляделся по сторонам: кружевные занавески и фиалки на окнах, на полках — эмалированные кастрюли и крупа в жестяных банках, пол — желто-зеленая шахматная доска. Ничего, жить можно. Зато Анна-Лиза не будет донимать.

Он осторожно отодвинул от кухонного стола табурет и присел.

Итак, спасибо доброму другу, теперь есть, где посидеть в тишине и подумать над задачей. Очень скоро где-нибудь в углу материализуется Эрикссон, назовёт имя и координаты нарушителя. Но уже сейчас можно прикинуть, как решить эту задачку. Спасибо всё тому же дорогому другу за удачный пример.

Да, вот так и выглядит, должно быть, тот самый бедолага, который предпочёл семейный уют своему призванию. Тоже, наверное, шастает по квартире с благостной рожей, не понимая, как глупо он выглядит со стороны. А какая-нибудь ловкая Анна-Лиза день и ночь держит его на коротком поводке — чтоб не сбежал обратно в шемоборы.

А ведь Анна-Лиза и сама… как бы это сказать… слегка пренебрегает своим предназначением.

Шемобор мысленно подставил «сестрёнку» на место жертвы, Джорджа — на место коварного пленителя — и стиснул зубы. Марионетки, незнакомцы, поиграть судьбами которых было интересно и увлекательно — это ведь только марионетки, это всего лишь игра — обрели имена, стали живыми людьми. Зато сам Дмитрий Олегович стал куклой в руках своего учителя.

— Какой удивительно недогадливый раб мне попался! — проворчал Эрикссон. Он уже стоял возле окна, сложив руки на груди, и сверлил взглядом ученика. — Я думал, ты всё поймёшь, едва только их увидишь.

— Да я старался на них не смотреть! Гадость такая — счастливые селяне справляют медовый месяц.

— Тем легче тебе будет вернуть нашу девочку обратно. Да кому это и поручать, как не тебе? Я бы взялся сам — но по твоей милости не могу. Ничего я уже не могу. Я воспитывал её. Защищал. Я ждал, когда она вырастет в самого безупречного шемобора. Кода мы познакомились, она была ребёнком. А я уже тогда не был юным. А теперь я… мёртвый. Совсем мёртвый. А она стала самым безупречным шемобором. И тратит свой талант на эту заурядность, на этого Хозяина Места.