— Яноша Пимпоши, он лежит в прихожей кастеляна.

— Ступай и немедленно разбуди его.

— Ну зачем ты беспокоишь беднягу! — рассердилась вице-губернаторша, которой в декольтированном бальном платье было, наверное, холодно.

— Эх, да ведь хочется узнать в конце концов, что с предметом твоего выступления. Может, его убили?

— И тебе было бы, конечно, не жаль, потому что лень писать свою речь.

— Да, признаюсь, я охотнее вернулся бы туда. Ведь только под конец пошла у меня хорошая карта. Немного погодя явился и прежний часовой. Он был совсем сонный.

— Приехал его высокоблагородие? — спросил вице-губернатор.

— Да нет, какое там, — ответил Янош Пимпоши.

— А секретаря господина губернатора ты не видел?

— Как же, видел. Он тоже все здесь, у дверей, похаживал вместе с новым егерем, который прибыл сегодня. Потом часов около десяти перед управой остановилась какая-то телега, из нее вылез еврей в сером плаще и пошел вместе с ними наверх.

— А какой он был из себя?

— Высокий и с рыжей бородой.

— И он потом не вернулся?

— Нет.

— Так это и был губернатор, эх ты, охламон!

По улицам все еще шлялись прохожие, люди кучками выходили из. трактиров и распевали задорные песни, мастеровые кричали: «Ура Лиси!» Ив какого-то переулка послышалось несколько пьяных голосов: «В мешок Коперецкого!»

Особенно много людей сновало за комитатской управой: ждали, должно быть, прибытия губернаторского экипажа. Вице-губернаторша вздрогнула.

— Дюри, я боюсь. Еще нападут на нас.

— Ну и что? А меня разве нет здесь? — ответил Полтари. Он был храбрый человек.

— Ты же видишь, темно, фонари уже погасли, кто-нибудь возьмет да и нападет из-за угла, тем более теперь, когда сердятся на тебя.

— Ну ладно, раз ты боишься, пускай Пимпоши проводит нас.

И они втроем тронулись в путь. А так как было грязно и только возле домов да плетней тянулась узенькая, протоптанная тропка, они гуськом поплелись на улицу Фюрмендер, где жил вице-губернатор. Впереди пошел он сам, чтобы в случае встречи с врагом на него первого напали, а завершал шествие гайдук, чтобы расправиться с неприятелем, если он настигал сзади. Дама Чашка была между ними в полной безопасности, словно яблоко, завернутое в вату. И все-таки она без конца поучала Пимпоши:

— Выньте саблю из ножен, Пимпоши, и несите ее, высоко подняв, пускай она сверкает в темноте. А если кто нас тронет, то вы, милый Пимпоши, рубите его на мелкие кусочки.

Но ничего не случилось. Без всяких происшествий завернули они на безлюдную улицу Фюрмендер, и только возле дощатого забора Капановских, уже совсем близко от вице-губернаторского дома, им попался навстречу какой-то буян. Он шел, изрядно пошатываясь и хрипло крича:

— Эй, добрые люди, прочь с дороги, не то вам не поздоровится.

— Ах, висельник! — разозлился вице-губернатор.

— Сударь, прочь с дороги, я императорский человек.

И, приблизившись к вице-губернатору, он так толкнул его, что тот стукнулся головой о забор.

Вице-губернаторша завизжала. Подскочил Пимпоши, размахивая обнаженной саблей. Но к тому времени вице-губернатор и незнакомец уже сплелись в клубок; они боролись и бранились.

— Где его шея, где его шея? — орал Пимпоши, размахивая саблей. — Дай-ка я отделю ее от головы.

— Не тронь его, — остановил вице-губернатор. — Я сам с ним расправлюсь.

— А ведь хорошо бы приволочь его голову домой, — недовольно пробормотал Пимпоши, — дома, по крайней мере, опознали бы, кто он был.

Но приказ есть приказ. Гайдук молча наблюдал за борьбой. Страшное дело, когда на первого в комитате человека поднимает руку какой-то простой смертный, и небеса при этом не падают на землю! Вице-губернатор был сильный мужчина, он поднял незнакомца, повертел его в воздухе, но швырнуть оземь уже не мот. Тогда незнакомец схватил его за галстук и начал душить, прижав коленками к забору. Вице-губернаторша колотила буяна веером по голове — и кричала, и плакала, и ругалась не хуже сапожника. Наконец вице-губернатору удалось ловкой хваткой швырнуть парня в грязь. Он прижал колено к его груди и до тех пор колотил правой рукой, пока тот не захрипел, как подыхающий зверь.

— А теперь ступай, пожалуйся своему императору, раз ты императорский человек, — сказал он наконец, удовлетворенный местью. — Как тебя зовут?

— Пал Надь.

— Ты рекрут?

— Да, рекрут. Вчера меня призвали.

— Ну, теперь будет, — ласково промолвил удовлетворенный вице-губернатор. — Счастье твое, сынок, что ты оказался слабее Ведь ежели ты императорский человек, а я первый человек в комитате, то можешь мне поверить, что, окажись ты сильней тебя сгноили бы в тюрьме. А так получай пять форинтов и купи на них ленту своей милой. Так улаживали в прежние времена вице-губернаторы свои личные дела.