— Полезайте в кусты и обменяйтесь платьями, — предложила Роза, чувствовавшая себя в ударе из-за того, что в неловком положении сумела занять ведущую роль. — Место подходящее, никто не увидит. А я на дороге покараулю, если кто пойдет, предупрежу.

Им посчастливилось. Едва успели они, переодевшись, выбраться из зарослей и пройти несколько шагов, как навстречу показались супруги Велкович и господин Тоот.

— Далеко ж вы забрались, — пожурил их Михай Тоот. — Нам всю гору из-за вас обыскать пришлось.

— Погода хорошая, — ответила Роза, — мы в долине гуляли. Велковичи еще не видели Мари, они кинулись к ней, стали целовать.

— Как же ты бледна, детка! — заметила Жужанна Велкович.

— Ты и правда совсем белая, Мари, — встревожился Михай Тоот. — Что с тобой?

— А ее очень напугал этот… — Роза было запнулась, но быстро нашлась: — Пес бешеный. Тут и господин Михай Тоот испугался.

— Да что ты! — вскрикнул он, словно наступил на колючку. — Уж не укусила ли вас та собака?

— Что вы, дядюшка, — поспешила ответить Роза. — Мари просто испугалась оттого, что собака бешеная…

— А почему вы решили, что она бешеная? — продолжал расспросы Михай Тоот.

— Мы так подумали, собака ведь чужая!

— Глупышки! — рассмеялся старик, — Не всякая чужая собака бешеная. А теперь повернем домой, жена ждет нас ужинать.

Да и пора было: на виноградных листьях блестели последние лучи заходящего солнца, и дома госпожа Тоот уже добрых полчаса брюзжала, что молоко для кофе давно вскипело, а никого нет.

Вот какие косвенные последствия имел шомьоский праздник сбора винограда, устроенный молодыми ремесленниками Папы на день раньше других. Разумеется, у Тоотов об этом и речи не заходило — молодежь о своих приключениях помалкивала, — а тем для разговоров было и так предостаточно. Однако к вечеру дед Бугри все же принес новость — сторожа всегда хорошо информированы: сегодня на гору в виноградник Финдуры приходил этот безбожник Патко, повытаскал из ушей танцевавших к Шомьо женщин и девушек золотые сережки (говорят, целую меру насобирал!), а потом убрался восвояси. Госпожа Тоот подхватила известие в людской и, насмерть перепуганная, прибежала, чтоб пересказать его сидевшему за ужином обществу. Обе девушки переглянулись со значением, но, к счастью, этого никто не заметил, так как внимание всех было отвлечено визгом госпожи Велкович, которая заявила, что ни за что па свете не останется тут ночевать, пусть свояк прикажет запрягать и велит отвезти их в гостиницу в Папу, там, по крайней мере, полиция есть. Ее мнение разделял и бургомистр, господин Велкович, — он, правда, даже черта не боится, но терпеть не может ночных сцен, прерывающих его сон, а Патко, раз уж он на горе, непременно пожалует сюда, ведь слухи о богатстве Михая Тоота — великолепная приманка!

— Коли он сюда не заявится, ни капли у него ума нет. Да я его просто презирать стану, — воскликнул он. Только Роза проявила некоторое мужество.

— Право, папа, вы напрасно тревожитесь, у нас тут народу достаточно, чтоб с одним человеком справиться. И дядюшка, и кучер, и виноградарь, — да и ружья есть у нас, а у него даже ружья нет.

— А про меня ты забыла? — Отцовское достоинство Велковича было оскорблено. — Я что — собачонка какая-нибудь? Меня ты даже не вспомнила! — И он с упреком взглянул на ломавшую руки жену. — Собственное дитя обо мне забыло! Чего же ожидать От других людей, Жужанна?

— Простите, батюшка, я считала, что вас мы не станем ночью тревожить.

— Вот как? Гм. Ладно! Но откуда ты взяла, что Патко один? Что он здесь без своей шайки? И без ружья?

— Потому что знаю… то есть я так думаю, — поправилась Роза.

— Ах ты, кисанька! Каким же ты представляешь себе Патко? Наверное, с зонтом вместо ружья? Ну, конечно!

А бедная Мари тем временем сидела на стуле, вся дрожа, сердечко ее колотилось, как у пичуги, заслышавшей хлопанье крыльев ястреба.

Растревоженных слухами Велковичей не удалось бы удержать на ночь, если бы не сгустились тучи и наступила такая кромешная тьма, в которой, пожалуй, и сова заплуталась бы; к тому же и хозяин постарался заставить гостей изменить решение.

— Во-первых, уехать в Папу — значит показать, что вы испугались. А что скажут люди, узнав, что тренченский городской глава струсил? С кого же тогда требовать, если даже такое почтенное официальное лицо прятаться станет? («Гм, в этом есть доля истины», — пробормотал Велкович.) Во-вторых, с чего вы взяли, будто в Папе имеется полиция, а если она и есть, то окажется именно там, где опасно. В-третьих, если Патко в самом деле на горе и собирается сегодня забраться к нам, он, несомненно, следит за домом, стало быть, все знает и заметит, что вы хотите сбежать от него в город: естественно, он подумает, что вы увозите с собой и наши драгоценности, поэтому нападет на вас дорогой и ограбит. К тому ж дома и стены помогают, тут легче защищаться, чем в открытом поле, а там вас из-за кустов в два счета подстрелят. И слушать не хочу, не отпущу я вас, вот и все…

— Свояк, душенька, ведь я как думала, — взволнованно перебила его госпожа Велкович, — днем мы к вам приезжать будем, а ночи в городе проводить.

— Но Жужанна! Разве ты не слышала, что нас могут ухлопать дорогой?

— Давайте посмотрим теперь, что нас ждет дома, — продолжал Михай Тоот. — Патко, вероятно, о нас и не думает, сюда не собирается, тем более, он слышал, что у нас гости, и вообще знает, что на такой дачке состоятельные люди ценные вещи не хранят, набитых бумажников на сбор винограда с собой не возят. Но допустим, вломится он к нам, тут ему и каюк. Я со своим «Ланкастером» один с тремя-четырьмя справлюсь, кучер мой в гусарах служил, человек храбрый, дед Бугри верен, как старый пес, а потом еще у нас Блиги имеется. Вот посмотрите, на что Блиги способен, коли его хозяина обидят.