Если прямо сейчас в эту комнату войдет какой-нибудь пьяный, безобразный, покрытый язвами, вонючий, матерящийся человек с усыпанным бородавками лицом — мы даже не можем помыслить о том, чтобы он нам понравился. но мы можем быть добры к нему. Мы не станем тыкать ему в нос, браниться и выталкивать вон из комнаты. Мы можем, наоборот, пригласить его войти и предложить ему чашку чаю. Мы можем быть добрее, мы можем что-то сделать для того, кто в каком-то смысле отталкивает нас и неприятен нам. Когда мы думаем: «Я не выношу этого человека, уберите его отсюда, он мне неприятен», то невозможно быть добрым, и мы сами создаем страдание вокруг того, что нам неприятно.

Сегодня в мире ощущается большой недостаток метты, потому что мы слишком развили свою способность к критике: мы постоянно что-то анализируем и критикуем. Мы все время заняты тем, что не так в нас самих, в окружающих, в обществе, в котором мы живем. однако «метта» — это когда мы не пребываем в неприязни, когда мы добры и терпеливы, даже по отношению к плохим, злым, скверным или ужасным вещам. Легко быть добрым по отношению к милым зверюшкам — котятам и щенкам. легко быть добрыми по отношению к людям, которые нам нравятся, к прелестным маленьким детишкам — особенно если это не наши дети. легко быть добрыми по отношению к старушкам и старичкам — когда нам не приходится жить вместе с ними. легко быть добрыми, когда соглашаются с нашими политическими и философскими взглядами и никак нам не угрожают. Куда сложнее проявлять доброту к тому, что нам не нравится, что угрожает нам или отвратительно для нас. Здесь нужно гораздо больше терпения.

Начинать нужно с себя. Итак, согласно будийской традиции, практика метты всегда начинается с зарождения метты к самим себе. Это не значит, что мы говорим: «Я поистине люблю себя, я действительно себе нравлюсь». Когда мы практикуем метту по отношению к самим себе, мы перестаем пребывать в неприязни к самим себе. Мы направляем свою доброту к самим себе, к условиям, в которые нас ставят наши тело и ум. Мы охватываем добротой и терпением даже свои ошибки и падения, дурные помыслы, плохое настроение, гнев, жадность, страхи, сомнения, ревность, заблуждения — все то, что нам не нравится в себе.

Впервые приехав в Англию, я расспросил тамошних буддистов, практикуют ли они метту. Они отвечали: «Нет, мы терпеть не можем эту практику; она такая фальшивая. От нас требуется постоянно твердить: “Я себе нравлюсь, я люблю себя, пусть я буду счастлив”. Это так слащаво, сентиментально, глупо — на самом деле я не могу это прочувствовать. Это выглядит так фальшиво и поверхностно!». Тогда эти слова показались мне немного глупыми, но потом я понял, что этих людей неправильно учили практике метты, в результате чего она и впрямь оказалась чем-то сентиментальным, родом «духовной косметики», скрывающей истинное положение дел. Англичане не могли свыкнуться с такой практикой: они предпочитали сидеть и заниматься самокопанием, смотреть на свои ошибки и раздувать их до немыслимых масштабов. Они полагали, что, действуя так, они честно поступают по отношению к себе самим.

Практикуя метту по отношению к себе, мы прекращаем попытки отыскать все свои слабости, ошибки и несовершенства. Обычно. когда вы в плохом настроении или чувствуете себя подавленными, вы думаете: «Ну вот, опять — никчемный я человек!». Когда такое случается, проявите метту к самой этой депрессии. Не создавайте в своем уме представления о ней как о чем-то плохом, не усложняйте ее — будьте в мире с ней. Мирно сосуществуйте с депрессиями, страхами, сомнениями, гневом или ревностью. Не создавайте своей неприязнью дополнительных проблем вокруг них.

В прошлом году ко мне пришла одна женщина, чтобы задать несколько вопросов о депрессии. Она сказала: «Я порой страдаю от депрессии. Я знаю, что это плохо, я знаю, что не должна находиться в таком состоянии и хочу знать, что с этим делать. Я действительно не хочу, чтобы так было, я хочу избавиться от этого чувства. Что вы посоветуете?». А, собственно, что такого неправильного в чувстве подавленности? Вы считаете, что никогда не должны чувствовать подавленность, из-за своего представления о том, что с вами что-то не в порядке, когда это чувство охватывает вас. Порой жизнь и впрямь не так уж приятна, она может вгонять в самую черную депрессию. Вы не можете ждать от жизни, что она всегда будет приятной, вдохновляющей и чудесной.

Я знаю, как в уме возникает чувство подавленности, когда кругом одни несчастья и неприятности; я не раз испытывал это на протяжении своего первого года в Англии. Приехав из Таиланда — теплой, солнечной страны, где люди выказывают огромное уважение монахам, всегда называют вас «досточтимый господин», дарят вам разные вещи и обращаются с вами, словно вы страшно важная персона, я обнаружил, что в Англии люди относятся к вам (монахам) как к сумасшедшим. Лондон — это не солнечный, улыбчивый город, там бывает холодно и дождливо, а людям нет до вас никакого дела. Взглянут на вас — и тут же отворачиваются, даже не улыбнувшись. жизнь в Таиланде была такой простой и легкой для буддийского монаха! Мы жили в чудесных лесных монастырях на природе, где у нас были свои собственные маленькие хижины среди деревьев. В Лондоне же мы день за днем сидели в четырех стенах в маленьком домишке, запертые моросящим дождем и холодом.

И вот все монахи почувствовали себя плохо и подавленно. Мы просто механически делали все то, что положено монахам. В четыре утра вставали, собирались в алтарной комнате для краткой пуджи, с грехом пополам дотягивали ее до конца, а потом какое-то время сидели в медитации, пили чай, выходили погулять — все это просто механически. Мы ни во что не вкладывали никакой энергии; вся эта депрессивная обстановка полностью пленила нас. Были также немалые трения, множество всяких проблем среди членов той группы, что пригласила нас в Англию, масса личных столкновений и непонимания. Поразмыслив над этим, я увидел, что всецело охвачен теми неприятными вещами, что происходят вокруг. Я создавал вокруг них негативные чувства. Я хотел назад в Таиланд, хотел, чтобы неприятности ушли, хотел, чтобы все было не так, как оно было, беспокоился из-за людей и хотел, чтобы они были другими.