Шрифт:
— Никито, шен генацвале! — обрадовался толстяк. — А я тебя и не узнал в этой шикарной форме. Где твоя мама? Нашли отца?
Я сказал, что не застал отца на месте.
— Такую дорогу ехали — и не застали. И не повидали? Ай-ай!.. — Мираб покачал головой. — Заходите, моряки, заходите!
Мы вошли в знакомую комнату и поздоровались с тетей Маро.
— А Стэллы нет дома, — сообщила она. — Она часто тебя вспоминала! Всю зиму деньги копила, чтобы пойти с тобой на фуникулер, в цирк и еще куда-то… Прошу за стол.
Мы затоптались на месте, поглядывая на накрытый стол.
— Садитесь, садитесь! — пригласил радушно Мираб. — Как можно прийти в гости и не сесть за стол? Или вы пришли не к грузину?
На белой скатерти появилась курица в ореховом соусе.
— Стэлла нынче дежурит на станции, — рассказывала тетя Маро. — Вы пойдите туда, она будет рада.
— Она будет очень рада, — как эхо, повторил Мираб.
— Она сегодня утром опять вспоминала…
— Да, опять утром тебя вспоминала, — вторил жене Мираб. — И говорила, что если бы знала твой адрес, написала бы письмо.
— Она у нас любит писать письма: бабушке в Зестафони, другой бабушке — в Хашури, тете — в Кутаиси…
— Да, любит письма. И пишет, представьте, по-русски и по-грузински совсем без ошибок, — подхватил Мираб. — Кто читал, все говорят: нет ни одной ошибки, все запятые на месте, и все буквы — ровные, как напечатанные в газете… А Гоги уже на Украине… И он стал гвардейцем и прислал фотокарточку.
Мираб достал фотографию и протер ее носовым платком. Сержант с черными усиками, увешанный медалями, стоял, держась рукой за картонную колонну.
— Гоги поклялся, что дойдет до Берлина, — гордо сказала тетя Маро.
— А уж если поклялся — дойдет, — подтвердил Мираб. — Гоги дойдет!
Когда мы расправились с курицей, Мираб поставил на стол вазу с яблоками.
— Угощайтесь, прошу вас. Горийские яблоки, лучшие в Грузии… А твой отец тоже моряк? — спросил он Фрола.
— У меня нет отца, — мрачно ответил Фрол.
— А мать? — спросил дядя Мираб.
— И матери нету.
— Ай-ай, как нехорошо! Один? — Мираб взял из вазы несколько яблок: — Возьми, возьми, после скушаешь… Вас часто пускают в отпуск?
— Сегодня в первый раз, — сказал я.
— Приходите к нам… Если хотите, я сам зайду за вами и попрошу, чтобы вас отпустили.
— Конечно, приходите, — приглашала тетя Маро. — И мы с Мирабом и Стэлла — все будем очень рады…
Когда мы собрались уходить, сапожник и его жена набили яблоками наши карманы. Мираб показал нам дорогу.
Как и говорила когда-то Стэлла, Муштаид оказался большим парком на берегу Куры. Здесь пахло свежими листьями, дождем и фиалками. Галки перелетали с дерева на дерево. Ребята бегали по дорожкам с мячами, обгоняли друг друга в деревянных автомобилях. Вдали пронзительно завизжал паровоз.
— Пойдем на станцию, — предложил я.
Мы поднялись на высокую деревянную платформу.
Девочка в форменной куртке, в красной фуражке, с жезлом в руке увидела нас и направилась нам навстречу.
— Товарищи нахимовцы! — начала она торжественно. — От имени пионеров нашей дороги… Никите! — воскликнула Стэлла, узнав меня. — Никито, генацвале! — повторяла она, забыв про свое торжественное приветствие. — Не-ет, до чего же ты вырос и до чего тебе идет форма! Настоящий моряк!
— Мы были у тебя дома, — сказал я, стащив с руки перчатку и пожимая ей руку. — Отец сказал — ты дежуришь.
— Да, но я скоро освобожусь. Отправлю поезд и сменюсь.
Она вопросительно уставилась на Фрола.
— Это Фрол Живцов, мой товарищ. Он воевал два года.
— Не-ет! — удивилась Стэлла. — В первый раз вижу мальчика, который воевал два года.
— Не веришь? — насторожился Фрол.
— Верю, — ответила Стэлла. — Ты стрелял из пушки?
— Я был рулевым на торпедном катере. Ты, наверное, не знаешь, что это за штука?
— Нет, — простодушно призналась Стэлла. — А что это?