Армстронг кивнул.

— Дотроньтесь до его лба.

Армстронг, помедлив, подошел ближе, положил руку на лоб Бруно и тут же ее отдернул.

— Да он холодный! — Его пробрала дрожь. — Уже совсем холодный.

Доктор Хачид натянул простыню на голову Бруно, отступил назад и задернул занавеску, скрывшую из виду носилки.

— Как говорится у вас в Америке, врач всегда врач, и я не хотел бы обидеть коллегу, но по законам нашей страны…

— По законам любой страны, — подхватил Харпер, — заключение о смерти не может подписывать иностранец.

С авторучкой в руке Хачид склонился над бланком.

— Повреждение позвоночника. Второй и третий позвонки, вы сказали? Разрыв спинного мозга. — Он выпрямился. — Если хотите, я договорюсь…

— Я уже вызвал машину «скорой помощи». Больничный морг…

— В этом нет необходимости, — вмешался Сергиус. — Похоронное бюро в ста метрах отсюда.

— Вот как? Это упрощает дело. Но в ночное время…

— Доктор Харпер!

— Прошу прощения, полковник. Мистер Ринфилд, можно ли привлечь кого-нибудь из ваших? Надежного человека, который не станет болтать?

— Возьмите Джонни, ночного сторожа.

— Надо, чтобы он съездил к поезду. Под моей койкой стоит небольшой черный ящичек. Пусть привезет его сюда.

Заднее помещение похоронного бюро было залито ярким светом неоновых ламп, который подчеркивал стерильную чистоту обстановки, выложенных кафелем стен, мраморного пола и раковин из нержавеющей стали. Вдоль одной из стен выстроился ряд вертикально стоящих гробов. В центре комнаты, на мраморных столах со стальными ножками, стояли еще три фоба. Два из них были пусты. Доктор Харпер закрывал тканью третий. Рядом с ним переминался с ноги на ногу дородный мужчина в начищенных до блеска башмаках и с блестящей лысиной — владелец бюро, оскорбленный до глубины своих профессиональных чувств:

— Но так нельзя! То есть нельзя же прямо в гроб! Сначала нужно сделать…

— Не беспокойтесь, все будет сделано. Я только что послал за своими инструментами.

— Но его нужно вынуть оттуда!

— Этот человек был моим другом. Я все сделаю сам.

— Но саван…

— Вероятно, вы не знаете, что цирковых артистов всегда хоронят в их цирковых костюмах.

— Но это неправильно! Существует же этика! В нашей профессии…

— Полковник Сергиус! — устало окликнул Харпер.

Полковник кивнул, взял владельца похоронного бюро под руку, отвел в сторонку и что-то тихо ему сказал. Через двадцать секунд они вернулись, и сильно побледневший владелец бюро передал Харперу ключ.

— Помещение в вашем полном распоряжении, доктор, — сказал полковник и повернулся к владельцу: — Вы можете идти.

Тот молча ушел.

— Думаю, что мы тоже можем идти, — заметил Ринфилд. — У меня в кабинете есть превосходная водка.

Когда мужчины вошли в кабинет директора, Мария сидела у стола, положив голову на руки. Она медленно подняла голову и невидяще взглянула на них полузакрытыми глазами. Озабоченный и встревоженный Харпер остановился возле девушки, не менее озабоченный Ринфилд и совершенно невозмутимый Сергиус оставались чуть позади. Лицевые мускулы полковника, отвечающие за выражение симпатии, атрофировались уже очень давно. Глаза у Марии покраснели, опухли и потускнели, щеки блестели от слез. Ринфилд посмотрел на искаженное горем лицо и неловко коснулся руки девушки.

— Простите меня. Я совсем забыл… Я не знал… Мы немедленно уйдем…

— Не надо. — Она приложила к лицу платок. — Пожалуйста, входите…

Когда все трое довольно неохотно вошли и Ринфилд достал бутылку водки, Харпер спросил:

— Откуда вы узнали? Я, конечно, прошу меня извинить, — он посмотрел на ее обручальное кольцо и отвел взгляд, — но как же все-таки вы узнали?

— Я не узнавала. Я просто почувствовала. — Мария снова вытерла глаза. — Да, просто почувствовала. Я услышала объявление о том, что он упал. Смотреть не пошла, потому что боялась идти. Я знала, что если бы он не был сильно покалечен, то позвал бы меня и вы бы за мной послали. Но никто не пришел.

В тягостном молчании мужчины поспешно расправились со своей водкой и вышли один за другим. Харпер, покидавший кабинет последним, сказал:

— Мне нужно подобрать кое-какие инструменты. Я вернусь через две минуты.

Он закрыл за собой дверь. Мария немного подождала, встала и посмотрела в окно, потом приоткрыла дверь и осторожно выглянула. Поблизости никого не было. Девушка закрыла дверь, заперла ее на ключ и вернулась к своему столу. Достав из ящичка тюбик, она открыла его, выдавила немного глицерина и натерла им глаза и лицо. Потом снова отомкнула дверь.

Вскоре вернулся доктор Харпер с небольшим чемоданчиком в руке. Он налил себе еще водки и огляделся, словно не зная, с чего начать. Потом прочистил горло и заговорил извиняющимся тоном:

— Вы никогда не сможете мне этого простить, но я был вынужден так поступить. Понимаете, я не знал, насколько вы хорошая актриса. Боюсь, что не очень хорошая. Вам трудно скрывать свои чувства.

— Скрывать свои чувства? Вы знаете, что мы с Бруно… — Девушка внезапно замолчала, а потом медленно произнесла: — О чем это вы толкуете?