– Что-то тут не так, – продолжала сомневаться Валандра, – а Головинов, случаем, не знаком был с Сергеевой?

– Нет, он сказал, что никогда о ней не слышал. У них, как я понял, чисто деловые отношения. Все-таки Головинов гораздо старше, и потом, он имеет степень, а Зубов и Комаров – всего лишь аспиранты.

– А другие коллеги Зубова что говорят?

– Все в один голос твердят, что они не верят, будто Володя способен на такое. По словам всех сотрудников НИИ, от директора до вахтерши, он был очень воспитанным, интеллигентным человеком, всегда был вежлив и ровен в общении.

– Кроме Комарова у Зубова имеются там близкие друзья или подруги?

– Насколько я понял, нет. Они очень тесно общаются втроем: Головинов, Комаров и Зубов, ведь это их совместный проект, в котором, кроме них, никто не участвует в создании препарата. Я расспрашивал многих сотрудников, но никто не мог сообщить ничего стоящего. Романов он у себя в НИИ не заводил, да там, если честно, и не с кем.

– Что, совсем нет девушек?

– Есть, но это такие синие чулки, что и смотреть-то не на что.

– Все зависит от запросов, – заметила Валандра.

– Я бы не сказал, что они у меня слишком высокие, но девушки, которые даже не стараются придать себе более или менее привлекательный вид, меня не интересуют. Я, конечно, понимаю, что у них на уме совсем другое – наука, открытия и все такое, но все-таки женщина должна в любой ситуации оставаться женщиной. Вот как вы, Валентина Андреевна.

– Ну спасибо, Толя, ты мне очень польстил, – с улыбкой сказала Вершинина под дружный смех Маркелова и Мамедова.

– Сказал то, что думаю, только и всего, – смутился он.

– Все это замечательно, но я рассчитывала, что ты узнаешь больше.

– Да я же вроде все узнал, что можно было!

– Все, да не все! Если бы ты выяснил, какие именно препараты изготавливают в их лаборатории, тогда можно было бы сказать, что все.

– Ну, это дело поправимое, – улыбнулся Толкушкин.

– То есть?

– Дело в том, что Головинов изъявил горячее желание встретиться с вами лично и побеседовать о Володином деле.

– Вот как? – удивленно произнесла Валандра. – Значит, руководитель проявляет такое живое участие в судьбе своего помощника? Очень благородно, даже слишком, пожалуй.

– Когда вы с ним познакомитесь, то сразу поймете, что он, как говорится, не от мира сего. Видели бы вы, с каким восторгом он рассказывал о своем ноу-хау, дескать, сколько людей удастся вылечить и все такое… При том, что их работы практически не финансируются – он очень сетовал на это – они днями напролет занимаются им. Даже странно было в наше время встретить такого человека.

– Мало ли на свете чудиков, – прокомментировал Маркелов, – который уже несколько минут стоял за спиной Толкушкина, он вошел неслышно, чтобы не прерывать его оживленного рассказа.

– Сам ты чудик! – Возмутился Толик, обернувшись к нему. – Не видел еще человека, а уже обзываешь!

– Вижу, что он произвел на тебя сильное впечатление, – с улыбкой проговорила Вершинина.

– Вы поймете меня, когда с ним поговорите, – уверенно сказал он.

– Мне уже не терпится.

– Вот, – Толкушкин протянул ей листок с номером телефона, – он попросил вас позвонить ему, если вы захотите встретиться.

– Прямо сейчас?

– Он сказал, что будет ждать вашего звонка в своей лаборатории.

– Очень любопытно. Что ж, позвоню. Вот только Вадика выслушаю.

– Мой рассказ на фоне Толькиного будет бледно выглядеть, – сказал он, бросив на Толкушкина лукавый взгляд, – нашел квартиру, в которой до вчерашнего дня жила Сергеева. Мне, можно сказать, повезло. Она с месяц назад ушла оттуда, сказала, что другое жилье нашла, но недавно снова вернулась. Так что искать мне долго не пришлось. Она снимала комнату в старом жилом фонде, туалет – во дворе, вместо ванной – баня через два квартала. Одна раковина на весь этаж. В доме преимущественно живут древние старухи и алкоголики обоего пола. В общем, нечто среднее между проходным двором и притоном. О Свете ничего существенного никто рассказать не мог. Дружбы она ни с кем там не водила, в попойках почти не участвовала. Но все в один голос твердят, что характерец у нее был еще тот. Некоторые так прямо стервой и называли. Она скандалила по любому поводу. Если соседи чересчур шумели, вызывала милицию без всякого предупреждения. А сама водила хахалей, каждый раз новых. В комнате у нее жуткий бардак. Она курила прямо в постели, под кроватью пепельница, полная окурков. Пол не метен наверное, с Нового года. Я осмотрел ее вещи, но ничего не обнаружил. Ни записных книжек, ни дневников.

– А у нее не было никаких лекарств? – спросила Валандра.

– Стояла коробка на подоконнике с таблетками. Обычные таблетки, аспирин, анальгин и все такое. Больше ничего.

– А ты хорошо смотрел?

– В этой комнате и спрятать-то ничего нельзя, там кровать стоит, шкаф, тумбочка и две табуретки. Да, еще холодильник старинный.

– И что, никаких записных книжек, дневников, писем?

– Все, что можно было прочитать, заключалось в нескольких потрепанных журнальчиках, типа «Лизы» и «Насти», больше я там не увидел ничего, что можно было бы читать или на чем можно было бы писать. Да у меня вообще создалось впечатление, что она там не столько жила, сколько держала свои вещи и ночевала время от времени.