Эти рассуждения завершались предложением признать Программу КПСС утратившей силу, принять программное заявление и начать работу над новой программой.

Делегаты съезда, да и все общество ждали ответа на вопрос: какой же должна быть сама КПСС, в чем смысл ее обновления?

Я сказал, какой мне видится обновленная КПСС. «Партия, приверженная общечеловеческим, гуманистическим идеалам, чуткая к национальным традициям и чаяниям и вместе с тем непримиримая к шовинизму, национализму и расизму, любым проявлениям реакционной идеологии и мракобесия;

— партия, освобожденная от идеологической зашоренности, догматизма, стремящаяся играть инициативную роль в политических и идеологических процессах, действуя методами убеждения, развивая отношения сотрудничества и партнерства со всеми прогрессивными общественно-политическими движениями;

— партия, строящая взаимоотношения между своими членами исключительно на основе партийного товарищества, уважения мнения каждого, признания права меньшинства на собственную позицию, полной свободы обсуждения и обязательности для всех принятых большинством решений;

— партия, утверждающая во внутренней жизни принципы самоуправления, свободу действий партийных организаций, самостоятельность компартий союзных республик, объединенных единством программных целей и уставных положений;

— партия, открытая для контактов, взаимодействия с коммунистами, с социал-демократами, социалистами разных стран и разной ориентации, с представителями многих других течений современной политической и научной мысли».

Пожалуй, наиболее крупным и принципиальным новшеством в докладе была трактовка роли КПСС в государстве и обществе. Не отказываясь от понятия «авангардной партии», я подчеркнул, что это положение нельзя навязать, его можно только завоевать активной борьбой за интересы трудящихся и практическими делами, всем своим политическим и моральным обликом.

В предсъездовской дискуссии живо дебатировался вопрос о фракциях. Я высказался за осуждение любых попыток подавлять инакомыслие, но в то же время подчеркнул, что есть порог, переступить который — значит подкосить партию. Это — создание фракций со своей, особой внутренней дисциплиной. Члены партии, у которых сформировалась отличная от позиций большинства точка зрения на те или иные вопросы, могут свободно обсуждать и пропагандировать свои взгляды, публично заявлять о них вплоть до партийных съездов.

С открытым забралом

Я уже говорил о значении XXVIII съезда. Это была схватка реформаторского и ортодоксально-консервативного течений в партии.

Спустя почти 90 лет партия на XXVIII съезде, не отказываясь от позитивных сторон своего исторического наследия, осудила тоталитаризм и присягнула демократии, свободе, гуманизму.

Это был разрыв с большевизмом, первый крупный шаг по реформированию КПСС. Но дался он тяжело, несколько раз все висело на волоске. А после съезда осталось тревожное впечатление хрупкости достигнутого прогресса. Ступив одной ногой на «новый берег», КПСС другой ногой оставалась на старом. В таком переходном состоянии застали ее последовавшие бурные события, и это сыграло роковую роль в ее судьбе.

Первые четыре-пять дней работы съезда, практически вся дискуссия по политическому отчету, прошли со значительным перевесом консервативных настроений. Ничего нового и конструктивного в выступлениях ораторов, представлявших партийно-государственную верхушку и аппарат, не прозвучало. Они не пытались сколько-нибудь объективно проанализировать ситуацию. Сказать, что должна делать сама партия, чтобы восстановить свою роль и авторитет в изменившемся обществе. По существу, пропустили мимо ушей отчетный доклад, ограничиваясь формальными ссылками на него по каким-то отдельным проблемам.

Весь пафос этих выступлений был сосредоточен на обличении и поношении руководства за то, что КПСС лишилась монопольного господства. Сетовали, многие искренне, на сложные проблемы в экономике, культуре, межнациональных отношениях, не видя никакой своей вины, возлагая всю ответственность на «ретивых реформаторов» (говорили о «разрушителях»). Словом, это была до крайности враждебная реакция правящего слоя на реформы, угрожавшие поколебать его власть.

Что удивительно: я вот говорю, критиковалось руководство партии, на самом же деле ругали только его демократическое крыло. Поименно фигурировали генсек, Яковлев, Медведев, Шеварднадзе, вспоминали Разумовского. Но не Воротникова, Слюнькова, Крючкова, Язова, других членов и кандидатов Политбюро; кажется, не предъявлялся счет и Лигачеву. А ведь все решения принимались партийным руководством коллективно, более того, получали одобрение пленумов Центрального Комитета. Ораторы не могли этого не знать.

Доминирование консервативных настроений в прениях и их оторванность от доклада свидетельствовали о тщательной подготовке, я бы даже сказал, предварительной оркестровке, которые велись орготделом ЦК. Пока мы пытались серьезно осмыслить происшедшее и сделать необходимые выводы для политики партии, ретрограды в руководстве и аппарате «сидели на телефонах», проводили всевозможные «кустовые совещания», принимали партийных работников. Разумеется, это была обычная предсъездовская практика, но на сей раз она использовалась для того, чтобы провести съезд по сценарию контрреформаторского крыла.