Во многом искусственно нагнетавшиеся националистические страсти не могли заглушить подъема общедемократических настроений. К нам стали все чаще поступать обращения представителей болгарской интеллигенции, в которых выражался протест против подавления инакомыслия, свободы слова, ограничения научной и общественной деятельности. В стране стали зарождаться неформальные объединения демократической направленности — экологические группы, клуб в защиту гласности и перестройки, одним из основателей которого стал философ-диссидент Желю Желев.

Живков в этих условиях уже не мог делать вид, будто перестройка — пройденный этап для Болгарии, он понимал, что на этих позициях ему не удастся удержать инициативу в своих руках. А в отставку он не собирался, хотя иногда в разговорах со мной сам затрагивал эту тему. В соответствии с общей нашей установкой я уходил от ее конкретного обсуждения. Одно время Живков вроде бы остановил свой выбор на Честмире Александрове.

На деле власть Живков никому уступать не собирался, напротив, решил обойти всех и предстать перед партией и народом в качестве инициатора самых радикальных новаций. Неожиданно для многих он внес в Политбюро ЦК БКП записку о коренной реорганизации всей политической системы. Предлагалась полная перекройка административно-территориального деления страны. А это предполагало и тотальную перетряску всех государственных, хозяйственных и партийных структур сверху донизу. В основу этого проекта закладывалась идея «самоуправленческого социализма», однако готовился он наспех, келейно, сильно отдавал авторитаризмом.

Затевая перетряску всей страны, Живков, похоже, рассчитывал, во-первых, укрепить свое внутриполитическое положение, избавившись от наиболее критически настроенных людей в партийном и государственном аппарате, а во-вторых, как говорили сведущие люди, обойти Горбачева «слева» и утвердить свой авторитет как ведущего реформатора социализма.

Свои соображения о новой реорганизации Живков счел нужным направить в Москву. При знакомстве с ними у нас создалось впечатление о подготовке в Болгарии своего рода «большого скачка» или даже «культурной революции» наподобие маоцзэдуновской. У теоретиков возникала и другая аналогия: записка Живкова — претензия на революционный слом государственной машины, о котором писал Ленин в книге «Государство и революция».

Высказывать официальные оценки намерениям и планам болгарского лидера, о которых он сам ставил нас в известность, мы не хотели по принципиальным соображениям. Но и пройти мимо них тоже, конечно, не могли. Тем более что к нам вскоре стали поступать очень тревожные сигналы от многих болгарских друзей, которые прямо говорили о том, что в стране готовится авантюра, чреватая социальным взрывом.

Для более полного выяснения обстановки в Болгарию выезжал Медведев, а затем осенью 1987 года состоялась и моя встреча с Живковым. Говорили о поставленных им вопросах. Позднее эта беседа интерпретировалась с его слов в Болгарии в том смысле, что Горбачев, мол, сорвал намерение Живкова переориентировать Болгарию на Запад. Как следовало из решений июньского Пленума ЦК БКП и заявлений Живкова, Болгария солидаризировалась с советской перестройкой и намерена осуществить собственную. В этой связи я акцентировал внимание собеседника на том, что при революционном характере перестройки речь не может идти о том, чтобы одним махом сломать все, перетрясти экономику, партию, государство. Снова предупредил от копирования, что могло бы скомпрометировать перестройку в Болгарии, нанести ущерб всем. Живков тогда с пониманием воспринял сказанное. Вообще, это был товарищеский по тону разговор, без каких-либо нравоучений, достаточно откровенный и устремленный к укреплению взаимного доверия.

Казалось, занятая нами тактичная и вместе с тем определенная позиция способствовала снятию остроты назревавшего конфликта. Мы и в этом случае исходили из того, что решать кадровые вопросы, затрагивающие судьбы партий и государств, имеют право и должны только они сами. Такая постановка вопроса меняла многое и в жизни болгарского общества. Ведь упоминавшиеся особые отношения между Брежневым и Живковым давали последнему щит, под прикрытием которого он мог делать что угодно с кем угодно. И когда болгары обращались в Москву с жалобами на своего лидера (а такое бывало, и не раз), у нас рассуждали примерно так: «Живков есть Живков, может, и перегибает палку, но он наша опора, преданный Советскому Союзу человек, поэтому, ничего не поделаешь, придется пожертвовать другими».

Справедливости ради надо сказать, что в особо вопиющих случаях с нашей стороны предпринимались попытки предостеречь болгарского «богдыхана» и помешать устранению из руководства людей, снискавших хорошую репутацию и своей деятельностью на родине, и ровным дружественным отношением к Советскому Союзу. Но эти обращения, сделанные в деликатной форме, не слишком обременяли Живкова и он в конечном счете поступал как задумал.

С марта 1985 года мы действительно отказались от всякого вмешательства во внутренние дела союзников. Но изменения в СССР, сам ход истории, объективно назревшие реформы работали на перемены. Перед этим не в силах был устоять никто, даже такой мастер дворцовых маневров, как Тодор Живков.

Ему пришлось уступить место другим людям, решившим действительно обновить партию и страну. Перемены начались в ноябре 1989 года с заявления Петра Младенова — члена Политбюро и министра иностранных дел, который, по сути дела, выступил с категорическим протестом против авторитаризма Живкова, в очередной раз вознамерившегося перетряхнуть кадры и оттеснить с ответственных постов не желавших больше мириться с режимом личной власти. Заявление Младенова стало искрой, благодаря которой вспыхнуло давно назревавшее коллективное возмущение самовластием, атмосферой беспринципности, страха, недоверия к людям.

Собравшийся 10 декабря Пленум ЦК БКП освободил Тодора Живкова со всех постов. Новым Генеральным секретарем ЦК БКП, а с 17 декабря 1989 года и Председателем Государственного Совета НРБ стал Петр Младенов. В декабре он приехал в Москву с рабочим визитом. С Младеновым мы были знакомы много лет, и наша беседа с первых минут приобрела откровенный характер.

«ГОРБАЧЕВ. Приветствую вас. Меня, конечно, интересует ваша оценка перспектив развития ситуации в Болгарии.

МЛАДЕНОВ. В целом события в стране мы контролируем. Перемены в руководстве страной, происшедшие 10 ноября, встретили прямо-таки восторженную поддержку народа. Мы еще раз убедились, что, хотя практически всю жизнь занимаемся политикой, однако далеко не всегда знаем действительное настроение людей.