– Мы сейчас подъедем. Колька тут икру мечет. Заодно и о результатах обыска подробно доложим.

– Ни к чему это, Валентиныч, поздно уже. Отдыхайте. Завтра работать.

– Да что вы, Валентина Андреевна, разве ж мы уснем? Вы в какой больнице-то?

– Валентиныч, – строго произнесла она, – отбой!

Спрятав сотовый, Вершинина обратилась к блондинке.

– Ну что, девушка?

– Ему только что сделали рентген. Закрытый перелом средней трети левого плеча без смещения и сотрясение мозга, средней степени, скорее всего. Точнее можно будет сказать завтра.

– Ему что-нибудь нужно? Лекарства там, бинты? У вас же сейчас нет ничего.

– Зайдите завтра после обхода, поговорите с лечащим врачом. Сейчас ему наложат гипс, и он будет отдыхать до утра.

– Спасибо, – Вершинина подняла голову от окошечка и посмотрела в окно.

Дождь почти перестал, ветер тоже стих. Капли воды кривыми струйками ползли по стеклу. Она вышла на улицу и остановилась на крыльце, ища по карманам плаща сигареты. Болдырев выскочил из машины и подбежал к ней.

– Ну что? – коротко спросил он.

– Жить будет, – успокоила его Валандра.

Утро следующего дня для Вершининой началось в восемь часов с разговора с Мещеряковым. Она рассказала своему дотошному шефу об инциденте с Алискером. Мещеряков, выждав долгую паузу, вперил свои маленькие водянистые глазки в Вершинину и спросил:

– Думаешь, это случайность?

– Ну что ты, Миша, я не первый год работаю. – Она закурила, – я же тебе сказала, что за этой пленкой еще кто-то гоняется. Нетрудно предположить, что это тот, кто знает о ее существовании. Нет сомнений в том, что это тот самый, как ты говоришь, мистер Икс с вечеринки, который дал задание сфотографировать Дыкина в компании с Шаровым. Это мог быть человек одного уровня с Шаровым, и никак не меньше.

– В любом случае, если этот мистер способен устраивать такие аварии, дело принимает серьезный оборот, – торжественно, точно открыл Америку, изрек Мещеряков.

– А мы что, привыкли в бирюльки играть? Я тебе сразу сказала, что за двадцать кусков придется попыхтеть. Или ты думаешь, что это первый случай, когда мои люди своей жизнью рискуют? – обиженно сказала Валандра, выпуская дым в потолок.

– Да ладно тебе, Валентина, тебе, прям, ничего сказать нельзя. Что-то ты очень чувствительная стала…

– Это плохо? – с вызовом спросила Вершинина.

– Неплохо, если тебе это не мешает с людьми общаться и работать.

– Могу тебя, Миша, заверить, что это не бабская сентиментальность и не уязвленное самолюбие! Просто я немного устала. А тут еще с Максимом что-то творится… Да и за Алискера я вчера перенервничала…

– Может, по стопарику? – Мещеряков выпятил губы. – Ну че молчишь?

Он открыл сейф, достал оттуда початую бутылку «смирновки» и две рюмки. Потом прошел к холодильнику, вынул банку ветчины и тарелку, на которой аппетитно сочно краснели соленые помидоры.

– В собственном соку! – причмокнул толстыми губами Михаил Анатольевич. – Вот и мы с тобой в собственном соку варимся, а, Валентина?

– Пришла сегодня на работу пораньше, хотела поразмышлять в тишине, так нет же, разве Михал Анатолич даст…

– Давай, давай, подсаживайся. Щас твою меланхолию как рукой снимет, можешь уж мне поверить. Да ты не бойся, у меня «Уинтафреш» есть, термоядерная!

Мещеряков лихо вскрыл консервную банку и разлил водку по рюмкам.

– Неплохо ты, Миша, устроился… – усмехнулась Валандра, усаживаясь за стол.

– Сам о себе не позаботишься… Ну, хватит демагогию разводить, – он поднял рюмку.

Вершинина взяла свою.

– Это из запасов Тамары Петровны? – осторожно постучав по хрустальному стопарику, поддела она шефа.

– Фу-ты, Валентина! В такой знаменательный миг, ты, понимаешь… Ну ее к лешему, Тамару Петровну! Устроила мне сегодня истерику…

– А что такое?

– Да я Ладу ее не выгулял, ну она в переднем углу и наложила прямо на ковер, ха-ха! – Из глаз Мещерякова брызнули слезы. – Ну, – выдохнул он, – за тебя! Хоть ты иногда строптивость свою проявляешь, а че греха таить, люблю я тебя!

Мещеряков одним махом опрокинул содержимое рюмки в рот. Крякнув от удовольствия, он впился своими губами-лепешками в сочную помидорину. Сок заструился у него по подбородку.

– А ты че рот полощешь? Выпей и дело с концом!

Вершинина осушила рюмку и взяла кусочек ветчины.

– Эх, хороша «смирновка», мягкая, как женские ягодицы! – попробовал сострить Мещеряков.

Вершинина рассмеялась.

– Ты, Миш, поэт!

– Ты лучше мне скажи, – резко сменил тему разговора Михаил Анатольевич, – что делать собираешься?