Но к чистокровным людям он не ведал жалости. Брин жил тем, что вечно перебивал цены. И если кто-то уходил из магазина грустный от того, что пролетел с, возможно, лучшей сделкой чем когда-либо — день полурослик прожил не зря. Сегодня у него был, определённо, хороший день: Золотозубый радушно улыбнулся мне и даже не расстроился, когда я сказал, что пришёл по делу и хочу узнать о том, как полурослик столкнулся с Дово.

Брин счастливо рассмеялся:

— Я не могу тебе ничего такого рассказать, мой мальчик! Когда я увидел перед собой мужика со светящимся во тьме лицом, который махал передо мной топором, я не стал терять время. Я просто пнул Бапкина в бок, и мы свернули с дороги. Я не оглядывался до тех пор, пока снова не оказался в Гарсе.

— Похоже, так реагировали все, в том числе и я, — сказал я, ничуть этого не стыдясь.

— Все, да не все, — сказал Золотозубый. — Безумная Лиз.

— Элизабет Когтешип? Я собирался навестить и её.

— Навести. Все мы господа разумные, мы видели призрака и удрали. Но старая Лиз была слишком безумной, чтобы бежать. По крайней мере, никто кроме неё не стал бы приходить ко мне и пытаться выменять мёртвого кота на льняную скатерть. Нужно ли говорить, что я не стал меняться? Конечно, может, она не побежала, потому что слишком древняя… Можешь ли ты представить хоть одну старую каргу, передвигающуюся быстрее её?

— Она видела больше, чем мы?

— Спросишь её на обратном пути домой. Может, это ещё одна её безумная история. Она очень чудная: временами кажется, что Лиз самый обычный человек, но в отдельные дни ты готов поклясться, что у неё репа, а не мозги. К слову, о репе, я сегодня выменял почти полтора десятка килограмм. Сейчас, если ты ешь репу, я могу предложить тебе сделку…

Как и вы и думали, я не большой поклонник репы, так что я покинул магазинчик Брина, расставшись лишь с тремя медяками: ими я расплатился за дневник двухлетней давности, в котором, как оказалось, записана история о похождениях Кэмбера Фосрика, которую я доселе еще не читал. К сожалению, было записано лишь три четверти истории, так что я понятия не имел, как всё началось и как закончилось, в отличие от моей собственной истории.

Начало уже смеркаться, так что мне пришлось поспешить на юг Гарса. Дорога привела меня к маленькому обветшалому дому, где жила Лиз Когтешип. Краска на стоявшем вдалеке от дороги коттедже давно выцвела и облупилась, а оконные проёмы затягивали засаленные шкуры. Мёртвые цветы покрывали стены и дверь, переплетаясь в причудливые фигуры, а возле высушенного дерева лежала мёртвая собака. Интересно, а её Лиз не пыталась выменять на что-нибудь у Брина?

Рядом с домом был небольшой сад, где Безумная Лиз выращивала овощи и картошку. Но видно было только испортившиеся помидоры и побуревшие от засухи листья латука. Как она умудряется ещё жить-то?

Я привязал Дженкаса к мёртвой яблоне, подошёл к двери и постучал. Из чистой вежливости, поскольку дверь еле держалась на петле.

— Кто пришёл, кто пришёл? — прокаркала женщина из дома. Дверь неуверенно открылась, и Лиз Когтешип улыбнулось мне ртом, полным жёлтых, почерневших, ну или просто отсутствовавших зубов. Уж насколько я был мал ростом, она была ещё ниже, ростом почти с дварфа, нежели с человека. Старуха была закутана с ног до головы в одежды, которые стирались, наверное, прошлой зимой, а длинные, грязные волосы скрывали всё, кроме неприятных черт лица.

Я однажды спросил Бенелаиуса, не думает ли он, что Безумная Лиз ведьма, на что волшебник медленно покачал головой.

— Не-а. Бедная женщина с чудаковатыми повадками, вот и всё.

И хотя есть те, кто с ним не согласится, я полагаю, Бенелаиус был прав.

Но сегодня случилось так, что у Лиз Когтешип было прояснение рассудка. Она подошла ко мне ближе, словно не могла разглядеть черты моего лица, и затем, к моему огромному удивлению, Лиз меня узнала.

— А, это ж Джаспер, — сказала старуха. — Парень Бенелаиуса. Входи, входи поскорее, подальше от этого пропахшего смертью воздуха.

Я не знаю, что она имела в виду: воздух внутри был гораздо хуже, чем снаружи.

Я вошёл и вручил старухе сумку с овощами и буханку хлеба, что я принёс ей.

— Подарок для Вас, матушка Когтешип, — сказал я, и улыбка старухи стала ещё шире.

— Славный ты парень, Джаспер, я благодарю тебя. Садись, — она взяла пучок морковки. — Какие оранжевые, — заявила старуха, а затем положила связку на грязный потёртый стол. — Итак, зачем ты пришёл: за правдой, ложью или чаем? Чая у меня нет, но зато есть остальное.

— За правдой, я думаю, матушка, — ответил я, решив ей подыграть.

— Ты всегда для меня самым лучшим сыном, Джейми, — сказала Лиз, и я тут же решил больше не звать её «матушкой». — Итак, я расскажу тебе правду.

А. Ну ладно, в таком случае, она будет «матушкой».

— Не так давно Вы видели мужчину, одетого, как призрак Фастреда, не так ли, матушка Когтешип? Мужчину по имени Дово.

— Я видела самого призрака, а не какого-то Добо. Это был призрак Фастреда, но когда я его увидела, Джейми, я подумала, что это был твой отец, да, упокойся его душа, призрак твоего бедного отца. Он махал топором, да, так же, как и твой бедный отец, когда он, знаешь, рубил дерево — то, с верёвкой, на которой ты катался в детстве. И я думала, что он пришёл за мной, да, и я сначала побежала, но потом вспомнила, что никогда так и не сказала про то ведро, как оно оказалось дырявым и что его нужно было починить прежде, чем наливать туда воду. Так что я вернулась, да, а затем я увидела, что у него золотая рука.