Шрифт:
Арт повернул табурет у стойки, сел и принялся изучать меню.
— Есть хочу, — сказала она. — Аппетит разыгрался. Знаешь что? Давай попросим, чтобы нам дали еду с собой. И поедем обратно.
— Зачем? — недовольно пробормотал он.
— Поедим в нашей хижине.
К ним подошла официантка.
— Готовы заказывать?
Она протерла стойку белой тряпкой.
— Можно взять у вас еду с собой? — спросила Пэт.
Официантка переадресовала вопрос повару:
— Мы можем дать им с собой?
— Смотря что они хотят, — сказал появившийся повар. — Салаты, сэндвичи, кофе — пожалуйста. Суп — нет.
— А ужин? — спросила Пэт.
В меню предлагались телячьи отбивные с картошкой и зеленым горошком.
— В вашу тарелку, — сказал повар. — А коробок у нас нет.
— Мы можем здесь поесть, — сказал Арт.
Он заказал два ужина, и официантка ушла.
Пэт спросила:
— Как ты?
— Нормально, — сказал он.
Появилась официантка с подносом. Они принялись за еду.
— Это то, чего ты хотел? — спросила она. — Я имею в виду — все это. То, где мы находимся. Чем занимаемся.
Он кивнул.
Поев, они заказали пива. Ему без всяких вопросов принесли бутылку и стакан. Пиво было холодное, на бутылке белел иней.
— Давай вернемся в хижину, — вдруг сказала Пэт.
— Чего это?
— Не знаю. Такие места — в них можно часами сидеть.
Она подумала: сколько раз они с Джимом сидели в таких же забегаловках и барах где-нибудь на обочине шоссе. Пили пиво, слушали музыкальный автомат. Жареные креветки и пиво… Запах океана. Горячий ночной воздух Русской реки.
Когда они возвращались в мотель, ей показалось, что Арт злится, хотя она и не была в этом уверена. Солнце уже зашло, небо потемнело. В сумерках он уныло брел рядом с ней по гравию. Прямо в лицо им летели какие-то насекомые, может быть, ночные бабочки, и Арт яростно отбивался от них.
— Донимают? — спросила она.
— Й-й-еще как, блин, донимают.
Она предложила:
— Давай запремся и не будем никуда выходить.
— Вообще?
— Насколько получится. На всю ночь, до завтра. Давай ляжем пораньше.
Они вошли в комнатку. Она закрыла дверь, заперла ее и опустила все шторы на окнах. В номере был кондиционер, и она включила его на вентиляцию. Он взревел, и она обрадовалась его гулу.
— То, чего я хотела, — сказала она.
Она ликовала. Теперь уединение стало полным, у них есть все, что им нужно. Наконец-то они свободны. Она упала на кровать и попросила:
— Ляг со мной. Пожалуйста.
— И что дальше?
— Просто полежим.
Он неохотно присел на край кровати.
— Нет, не так, ты ложись. Чего ты? Разве не этим мы должны заниматься? — пытаясь объяснить ему, что она имеет в виду, она добавила: — Мы просто становимся ближе друг другу — когда вот так лежим.
Сбросив туфли, он обнял ее. Потом потянулся к светильнику над кроватью, чтобы выключить его.
— Нет, — сказала она. — Не выключай.
— Почему?
— Я хочу, чтобы ты видел меня.
— Я знаю, как ты выглядишь.
— Оставь свет, — попросила она.
Он приподнялся, освободил ее из объятий. Потом встал, взял журнал и уселся в кресло.
— Ты стыдишься, — сказала она. — Нет, правда.
Он не поднимал взгляда.
— Мне хотелось смотреть на тебя, — объяснила она. — Разве в этом есть что-то плохое? Мне не следует делать этого? Мне нравится, как ты выглядишь.
Подождав, она попросила:
— Оставь, пожалуйста, хоть какой-нибудь свет. Может, хотя бы в ванной?
С журналом под мышкой он сходил в ванную и включил лампу над раковиной. Вернувшись с недовольным лицом, он потянулся к светильнику над ее головой. Выключив его, он снова лег. Кровать просела от его веса.
Сначала ей ничего не было видно. Потом в темноте стал проступать рисунок его волос, переносица, брови и уши, плечи. Она подняла руку и расстегнула ему рубашку. Стянув ее, она приподнялась, обхватила его руками и прижалась головой к его груди. Он не двигался.
— Сними с себя все, — попросила она. — Пожалуйста. Для меня.
Он разделся. Она лежала рядом с ним, подложив ему под голову руку. Но он никак не реагировал. Она скользнула вниз, и ее темные волосы укрыли его живот, но он даже не пошевелился. Никакого отклика, подумала она. Совсем.