Шрифт:
— Не вижу никакой логики в ваших суждениях, — нахмуренно произнес председательствующий. — Говорите о каких-то премиях, кранах… Такие, как ваш сын, между прочим, в недалеком прошлом КамАЗ строили, сейчас БАМ тянут через всю Сибирь…
Он хотел сказать еще что-то, но лишь вздохнул сумрачно и обронил, не поднимая взгляда:
— Садитесь…
Допрос законных представителей на этом был окончен.
Давлетшин взглянул на часы. Шел уже третий час судебного следствия, а происшедший в Летнем саду инцидент еще даже не обрел своей полной ясности.
И вот в зале судебного заседания появился главный свидетель. Это был почтенного возраста человек, бледный, морщинистый, с усталыми серыми глазами и седой хорошо сохранившейся шевелюрой. Какой-то вялой, немощной походкой он подошел к стойке и остановился, взявшись за нее обеими руками. Сквозь усталые глаза его пробивалась тревога.
— Ваша фамилия, имя, отчество?
— Крылов Александр Иванович.
Председательствующий смотрел на него внимательным, пристальным взглядом.
— Вы вызваны в судебное заседание в качестве свидетеля и обязаны говорить здесь только правду. За дачу ложных показаний или отказ от дачи показаний предусмотрена уголовная ответственность. Вам ясно?
— Да.
Секретарь протянула ему бланк:
— Вот, распишитесь, пожалуйста!
Крылов суетливо и неловко расписался. Руки его при этом не слушались, дрожали.
— Расскажите, что с вами произошло в Летнем саду семнадцатого июня? — задал вопрос председательствующий. Сам, расслабившись, откинулся на спинку кресла.
Крылов с какой-то опаской повел глазами, небрежным размашистым движением вытер рот и начал тихим жалобным голосом, точно был не свидетелем, а подсудимым:
— Ну, что тут… Зашел я после работы в пивную, что за мостом, недалеко от сада, друзей там встретил. Сначала опорожнили бутылку белой на троих, а потом принесли еще бормотухи…
— Что, что принесли? — не расслышал председательствующий.
— Бутылку белой сначала опорожнили, говорю, а потом еще две бормотухи… две бутылки вина, стало быть. Ну, и пивком побаловались. Захмелел я тогда изрядно. Помню только, иду домой через какой-то сад, а навстречу четверо ребят. Я, как стал проходить мимо них, споткнулся, значит, и упал…
— Одну минуточку! — вежливо остановил его председательствующий, — Споткнулись… В своих первоначальных показаниях, данных во время предварительного следствия, вы говорили, что один из ребят подставил вам ногу…
Свидетель замялся, засуетился и как-то невольно повернулся туда, где сидели Хорькова с сыном.
— Ну, как сказать… Я уже и не знаю… Тут всякое можно… Шел, видать, и споткнулся о его ногу. Разве не случается?
— Случается всякое. Но нас интересует конкретно, как было там, в саду… Вы нечаянно споткнулись о ногу проходившего или же он подставил ее нарочно, чтобы вы упали?
Свидетель долго морщил лоб, кривил губы, не зная, что говорить, и наконец сказал с мучительным вздохом:
— Ну, говорю же вам, споткнулся, споткнулся я о его ногу и упал. Не понятно разве? Они мне навстречу. Сошлись, значит, на дороге, и я споткнулся…
— Ладно… — холодно произнес председательствующий. — Рассказывайте дальше.
— Ну так вот. Упал я, стало быть, а эти ребята остановились и стали поднимать меня…
— Один поднимал или все разом?
— Один. Вот этот. — Он повернулся и показал на Хорькова. — Я сначала-то не сообразил, что к чему, брыкаться стал, а потом вижу, ребята с добром ко мне, размяк совсем, расплакался даже, кажись. Растрогало меня…
В зале послышался смешок, и Давлетшин заметил, как Хорькова беспокойно заерзала на стуле. Свидетель, видимо, поняв, что переборщил, поспешил поправиться:
— Ну, может, и не растрогало, а чуток за душу задело…
Подсудимый сидел молча, казалось, даже не слушал, а размышлял о чем-то отдаленном, не касающемся ни его судьбы, ни того, что здесь происходило. Лишь изредка глаза его сужались, становились суровыми, неподвижными.
— Поднимают они меня, стало быть, — продолжал свидетель, — а тут подходит этот парень… — Он украдкой взглянул на подсудимого. — Подошел и начал говорить что-то неладное тем ребятам. Что говорил, не помню уж, но не совсем нужные слова, кажись… А потом слово за слово — и драка меж ними началась. Кто кого бил — тут мне не до них уж было. Вскочил я — и наутек скорее, пока голова, думаю, цела. Бежал, бежал, а потом плюхнулся в какую-то канаву. Там меня и нашла милиция…