— Кое-кто говорит, что она здесь, — произнес он обычным тоном, однако голос его был слышен у западной двери. — Сейчас, в нашем городе, — добавил он, повысив голос. — Эта чаша, священная чаша, Грааль, в которой Господь наш принес себя в жертву перед своими учениками [3] . Среди вас есть те, кто говорит, что эта священнейшая из реликвий находится здесь. И что она сеет зло вокруг себя. И они говорили не только это. Успокойтесь, дети. Я слышал все, что говорят грешные и глупые. Что Грааль может принести власть и неслыханное богатство, что он может менять обличье, чтобы его не коснулись недостойные руки, что он может убивать.

То, что говорят они — ложь, одна ложь. Подумайте сами. Я должен поверить, что чаша, вмещавшая в себя жертву нашего Господа, представляет собой камень алхимика? Что это волшебная палочка? Огонь шарлатана на рыночной площади? Или языческий идол? Если да, то Грааль поистине попал в руки сатаны, а поверить в это я не могу.

Вам достаточно знать, что эта священная чаша в безопасности. Она находится среди высоких и далеких гор; ее охраняют ревностные, заботливые монахи. Она была перенесена туда во время вторжения неверных, ради сохранения. И остается там, охраняемая толстыми стенами и горячими молитвами.

В городе нет никакой ужасающей священной реликвии, угрожающей вашей жизни и безопасности или сулящей неизмеримые богатство и власть. Уверяю вас, дети мои, такие верования нечестивы! Я не потерплю их в своей епархии.

Епископ повернулся к алтарю, негромко произнес: «In nomine Patris, et filii et Spiritus Sancti. Amen» [4] , и быстро вышел в ту дверь, в которую вошел.

Большинство прихожан нашло эту проповедь интересной, хотя не поверило ни единому ее слову. Однако большую часть дня люди говорили о том, что прочел ее сам Беренгер.

Во второй половине дня в доме врача царила тишина. С обеденного стола убрали, близнецы играли в одну из самых спокойных своих игр. Юсуф незаметно ускользнул, а Ракель во время обеда внезапно ушла в свою комнату, оставив родителей во дворе одних. Даже кошка спала, свернувшись клубком на скамье подле Исаака.

— Исаак, — сказала ему жена, — ты должен что-то сделать с Ракелью.

— Что с ней нужно делать? — спросил отец девушки.

— В последние дни она в дурном настроении, — ответила ее мать. — Стоит мне пожурить ее, она огрызается, как бродячая собака. И за обедом ничего не ест. Наоми очень расстроена.

— Этому наверняка есть причина, — спокойно сказал Исаак. — Может быть, даже хорошая. На твоем месте, Юдифь, я бы не обращал на это внимания.

— На нее это так непохоже. Может, она больна?

— Для больной, дорогая моя, они ходит слишком быстро. Оставь ее, посмотрим, не вернется ли к ней обычное настроение.

Ракель лежала на кровати, глядя на толстые потолочные балки, и думала, надолго ли ее оставят в покое. Посреди обеда, стремясь уединиться, она пробормотала какие-то извинения и выбежала из-за стола, но теперь, добившись своей цели, не была уверена, что хочет оставаться наедине со своими мыслями.

За обедом она упорно смотрела на красиво лежавшую на тарелке запеченную рыбу — одно из лучших блюд Наоми с острой фаршировкой и кисло-сладким соусом — и старалась убедить себя, что ничего важного утром не произошло. Молодой человек, которым она не интересовалась, но который ухаживал за ней, перенес внимание на дочку торговца тканями с большими коровьими глазами и полным отсутствием благоразумия, в голове у которой никогда не бывало больше двух мыслей — как причесаться без помощи материнской служанки и какое платье надеть.

Ракель подняла ложкой кусочек плававшей в соусе рыбы, поднесла ко рту, а потом опустила снова. Как он мог? Безмозглое существо — христианка — неспособное позаботиться о себе, как младенец. При этой мысли она почувствовала, что глаза ее наполняются слезами, и выбежала из-за стола.

Уединение в комнате не помогало. Унизительная правда заключалась в том, что ее волновало поведение Даниеля, то, что он обратил свое внимание на другую. Очень волновало. Ей в ее надменности не приходило в голову, что она может уступить его другой, более щедрой на улыбки и внимание. Она все время предполагала, что, если не появится кто-то более интересный, она выйдет замуж за Даниеля, и он будет очень благодарен ей за то, что она снизошла до него.

То, как незамужние подруги и знакомые поглядывали на Даниеля, веселило и радовало ее. Какой она была дурой! Любая другая восприняла бы это как предостережение. Никогда она не была так рассержена и обеспокоена, в тот момент, когда по велению долга занималась маленькой сеньорой Лаурой и была вынуждена терпеливо слушать ее болтовню о том, какой Даниель обаятельный. Велась болтовня наверняка со злым умыслом. Живя в городе, где простая кухонная служанка не может завести ухажера без того, чтобы все не обсуждали этого, Лаура прекрасно знала, что Даниель был привязан к Ракели.