— Он не придет. В Новомосковске решил осесть.

— Это его дело. Как говорится, баба с возу… — Муратов старался убедить Мамонова, что Валет его мало интересует. Конечно, ему хотелось узнать, кто был вместе с ним в кафе «Кавказ». Но как? Решил, что выяснит другим путем. Для приличия поинтересовался у Мамонова работой на заводе, зарплатой, жизнью в семье. И закруглил: — Ну ладно, беги за капустой. Мне тоже на работу надо.

Лицо Мамонова приняло обиженное выражение.

— Понятно. Выходит, не в вере я у вас.

— Ты о чем? — Муратов понял, что Мамонов занервничал.

— Спросить о чем-то хотели. Чего же? — проговорил упавшим голосом.

Муратов кинул взгляд на Мамонова и, подождав для порядка, доверительно сказал:

— Правильно мыслишь. Хотел спросить, да расхотелось. Со всеми быть откровенным не получается.

Мамонов закашлялся, словно ему было трудно говорить.

Муратов, не обращая внимания на эту перемену, махнув рукой, проговорил:

— Ладно! Только я бы хотел просить…

Мамонов слегка приободрился и слушал Муратова жадно.

— Кто золотишком балует?

— Понятия не имею. Уж не думаете ли вы…

— Именно об этом я и думаю, — просто сказал Муратов. — Значит, никогда не слышал?

Ответил не задумываясь:

— В жизни никогда…

— И не видел?

— Отродясь! — не сдавался Мамонов. — Сейчас все умные. О таких делах языком не треплют.

— Ты, Мамонов, со мной так не разговаривай, даже шутки ради, — Муратов со значением посмотрел на него. — Может, память плохая стала?

— Никоим образом. — Мамонов отрицал с тем упорством, которое возникает у людей, скрывающих нечто важное.

Муратов понимал, что Мамонов хитрит и, сам того не сознавая, своим враньем подтверждает его догадку.

— Ну даешь! — рассмеялся он. — Что-то ты, Мамонов, на разные вопросы одинаково отвечаешь? Даже странно слушать. Нервничаешь, что ли?

Мамонов зашаркал ногой по асфальту:

— О золоте хотите знать? Правильно! Сейчас все мудрые, только и я не дурак. — Он смотрел хитрыми глазами. — Ну а если скажу, тогда что?

— Что?! Не знаю, не знаю…

— А у меня на это особая точка зрения. После сидки я чист.

Муратов постучал костяшкой кулака по борту и упругим движением ладони смахнул с него заледенелую корку снега.

— Ты эту свою точку припрячь подальше. Об этом ты да я знаем… Характер у тебя, прямо скажу, неважный!

— Допустим, а что дальше? Я живу осмотрительно, — ответил Мамонов. — Мои прежние грехи теперь никакой роли не играют. А за плохой характер не судят. Так что… — и усмехнулся.

— Несознательный ты человек, Мамонов! Газеты читаешь, телевизор смотришь, котелок вроде у тебя варит, а дремучесть свою не разогнал и порядочность не приобрел. Поэтому скажу одно: не забывай, что было-то серьезное…

— То грехи молодости. Я тогда зеленым был. Кумекал плохо.

— Теперь не зеленый! С умом. Поэтому, когда по новой пойдешь, опасным рецидивистом считать станут…

Усмешка пропала. Мамонов надолго задумался и от волнения сдвинул на макушку шапку.

— Да, да, — уныло протянул он. — О золоте я слышал мало. Среди воров толк не идет. Правда, на прошлой неделе Валет показывал монету рыжую. Но она по наследству ему… Другого не знаю.

— Ты завещание у Валета видел?

— Он так сказал.

Муратов продолжал вести разговор.

— Может, и так. Только монеты меня не интересуют. Мне бы о колечке обручальном, цепочке со знаком зодиака, сережках с жемчугом. — Он говорил об этих вещах нарочно, чтобы не заострять внимание на золотой десятирублевке.

Мамонов усмехнулся и тут же с неожиданной деловитостью спросил:

— А откуда цацки? Если не секрет, конечно…

Муратов ответил серьезно:

— От тебя не скрою. Их в Марьиной роще с девчонки сняли. Ну и «порядки» ваши, воровские!

— Как это? Как это? — удивился Мамонов.

— А так! За три сотни девчонку разукрасили. И срок для себя уготовили приличный. Вот и выходит: дурацкие они, ваши «порядки»…

Мамонов рассмеялся. Он снова обрел прежнюю уверенность.

— Глупый народ. Дураки прямо, — и тут же оборвал смех. — О таких пустоголовых сказал бы не задумываясь. Они народ дрянь. Микробы наглые. Мы презираем шваль всякую, хулиганов, тех, кто за рупь с полтиной ножиком ткнет, и прочую мелюзгу. Такие умом не живут. Поэтому и срок наматывают себе большой. — Всем своим видом Мамонов старался доказать авторитетность своих слов.