Шрифт:
Шутку приняли, послышались реплики, смех.
— Фаланга — не басмач, первая нападать не будет, — заметил врач полка Хорст. — Однако, — добавил он, — поостеречься следует…
— Продолжайте движение, — скомандовал Масленников, — передать по отряду, быть внимательнее!.. А если в бою или во время преследования противника попадет на пути такая нечисть, что ж, стоять будем?..
Командир полка, а вместе с ним и Хорст и Быба придержали лошадей, оставаясь на месте, пропуская мимо себя подразделения, всматриваясь в почерневшие от зноя лица, с беспокойством отмечая про себя крайнее утомление лошадей, спотыкающихся в сыпучке, с хриплым дыханием преодолевающих бархан за барханом.
Выставив флажки у того места, где путь отряда пересекали мигрирующие неизвестно по каким причинам тысячи и десятки тысяч фаланг, командиры подразделений подали команды взводам и отделениям и звенья кавалеристов, понукая лошадей, с ходу брали такое непредвиденное препятствие.
Никто не мог объяснить, в том числе и сам он, командир полка, в каком направлении и зачем бегут по пескам собравшиеся сюда чуть ли не со всей пустыни фаланги, но зато очень хорошо знал, в каком районе Кара-Кумов и в каком количестве собрались фаланги совсем другого сорта, с винтовками и пулеметами, объединившиеся в крупную бандгруппировку под командованием очень известных приспешников Джунаид-хана, таких, как Дурды-Мурт, Ахмет-Бек, Бады-Дуз, и заблуждением было бы считать этих главарей тактически неграмотными, неподготовленными к упорным боям с регулярными частями Красной Армии.
Командиру полка хорошо было известно, как, например, проходил бой в районе колодца Чагыл 13–14 сентября прошлого 1932 года.
Два кавалерийских полка совместно с мотоотрядом наступали на банду, насчитывавшую до шестисот хорошо вооруженных басмачей, с которыми были и семьи и караван верблюдов с продовольствием и фуражом.
Наступление кавалерийских полков поддерживали танкетки и самолеты.
Появившиеся на поле боя танкетки вызвали замешательство среди бандитов, но только лишь в первый момент. Освоившись, басмачи повели грамотную борьбу и с танкетками. Одна из них попала в заранее вырытую яму и была сожжена, вторую встретили ураганным пулеметным огнем. По самолетам били из винтовок залпами, из четырех самолетов один повредили, ранили летчика.
Показали басмачи и умелое построение боевого порядка, эшелонированного в глубину, расчлененного по фронту, с использованием командных высот, с заменой убитых в стрелковых ячейках.
Для сбора сведений о наших частях Дурды-Мурт, Ахмет-Бек, Утан-Бек, Бады-Дуз и другие засылали мелкими группами переодетых бандитов для глубокой разведки.
При боевых столкновениях старались напасть неожиданно, наваливаясь всей массой, стремясь сковать огнем с фронта, а главными силами ударить во фланг нашего расположения, обходя и охватывая боевые порядки отрядов ОГПУ.
Умели бандиты выбрать заранее удобный для принятия боя рубеж, располагаясь на нем полукругом, с целью заманить наши части в заранее подготовленный и пристрелянный огненный мешок. Любили устраивать, особенно в горных районах, засады, в бою старались поразить в первую очередь командиров, тут же умело используя малейшее замешательство рядовых. Стремились вывести из строя, так же, как командиров, автоматическое оружие, пулеметы и не боялись организовывать отдых в ночное время, считая, что наши части не умеют действовать в темноте.
Что говорить, ушли в прошлое те времена, когда считали, что достаточно появиться отряду красноармейцев, как басмачи будут разбегаться в разные стороны, лишь бы не принимать бой. Как раз наоборот, при малейшей оплошности командования и бойцов, особенно, если в пески шел малочисленный отряд, наваливались огромной массой, под стать вот этим, бегущим через пустыню полчищам фаланг, и жестоко расправлялись с проявившими нерасторопность начальниками, замешкавшимися красноармейцами.
Пропуская мимо себя отряд истомленных зноем, находящихся уже в пути более десяти часов красноармейцев, командир полка оценивал своих бойцов, меряя их возможности только одной меркой: выдержат ли они испытания, когда придется бороться не только с изнуряющим зноем, но и в такую же изнуряющую жару вести бой? Не спасуют ли его солдаты перед коварными и беспощадными бандитами, прекрасно себя чувствующими в привычных для них среднеазиатских условиях?
С бархана на бархан, как по застывшим морским волнам, передвигается отряд. Оттуда, куда ушло передовое охранение во главе с Быбой, прискакал связной.
— Товарищ командир полка, в полутора километрах видны развалины старинной крепости Змухшир, — докладывает красноармеец Осипов.
— Командиров подразделений ко мне, — скомандовал Масленников. Коротко объяснив условную обстановку, приказал развернуться в боевой порядок!
Казалось бы, после столь длительного непрерывного марша надо было бы дать бойцам отдохнуть, вдоволь напиться воды, приготовить обед. Но ничего этого командир отряда не разрешил: в бой с басмачами придется вступать с ходу, сразу после марша. Ни Дурды-Мурт, ни Ахмед-Бек чаевничать или обедать не дадут, жестоко накажут за малейшее промедление.
Командир полка отдавал приказания, принимал донесения, руководил «накапливанием» подразделений на исходных рубежах, наблюдал, как ведут себя отдельные бойцы и начальники. Вот красноармеец Широков с пересыхающим от жажды ртом сливает остатки воды из фляги в котелок, отдает задыхающемуся от жажды коню. Рядом с ним последнюю воду отдает коню боец Счастливцев. Широков и Счастливцев едут в дозор: «противник» может ввести в бой резервы.
Объезжая боевые порядки отряда, командир полка видит все ту же картину: жажда достигла предела. Некоторые бойцы, прополоскав рот, остатки воды отдают лошадям, а те, отлично зная назначение фляг, тянутся к ним, трогая пересохшими черными губами иссушенные солнцем чехлы.