Харингтон Роланд
Шрифт:
Московские улицы были галереями городских типов. Я рассматривал их en courant, [175] не заботясь о том, куда несут меня ноги в крылатых «Nike».
Вот многопузый офицер в фуражке с тульей-трамплином, как у южноамериканского диктатора. Над кровавой большевистской пентаграммой сверкает двуглавый орел. Форменная шизофрения!
Вот яйцеголовый мужчина в просветительских очках. Он рассеянно семенит наперекор народному движению, клюя носом в книгу «Закат Европы». Русский интеллигент au d'ebut du XXIe si`ecle. [176] Старина, пора сменить вехи!
175
На бегу (фр.).
176
В начале двадцать первого века (фр.).
Вот круглолицая блондинка, похожая на подсолнух. Красавица, отчего ты загляделась на меня? Так и хочется выжать из тебя масло!
А я бегу себе, бегу.
Гостиница «Россия». Памятник маршалу Жукову. Торговый центр «Манеж». Монументы и моветоны Москвы…
Вдруг меня ослепило золотое сияние. То был храм Христа Спасителя им. Лужкова, ку(м)пол которого сверкает на всю столицу. Кто сказал, что Москва — третий мир? Как раз наоборот!
— Да здравствует святая соборность! — воскликнул я, привлекая приветливые взгляды прохожан.
После приступа благолепия почувствовал себя, как лампочка в абажуре. «Забегу-ка к моим друзьям Водолеям без звонка, что принято в этой дружелюбной стране, — решил я. — Им будет приятный сюрприз, а мне — вкусный обед».
Через десять минут я уже был в водолеевском вестибюле, где вокруг меня сгрудилось все семейство: Гасхол Торезович, Роксана Федоровна и выводок их маленьких детей.
Я снял с себя футболку, носки и тренировочные брюки. Получился маленький мокрый сноп, который я вручил хозяйке дома.
— Ласковая мадам! Буду вам по-профессорски признателен, если вы выстираете мои вещи. Вы такая добрая!
Смущенная Водолейка опустила голову на когда-то высокую грудь. Меня тронул этот застенчивый жест, столь неожиданный в многолетней и многодетной матери.
— Сладкая сударыня! Вам не обязательно использовать стиральную машину: вполне приемлемой для меня будет ручная работа. А высушить все это вы сможете у плиты, после того как любезно утолите легкий атлетический голод, возникший у меня в результате беготни по Белобетонной.
Чародейка пошла мыть спорткомплект, а я — руки. Затем, сопровождаемый Водолеем и шайкой Водольят, прошествовал на знакомую до изжоги кухню. Усевшись подальше от детей, стал ждать появления хозяйки.
Отец семейства пустился в рассуждения о том, кто из членов Государственной думы черные колдуны. Среди последних, по его мнению, было много красных.
Вошла Водолейка с выстиранными вещами. Вскоре кухня наполнилась горячим туманом от сушившегося спорткомплекта и согревавшегося супа.
Когда хозяйка подсела к нам, я увидел, что на ее изможденных от родов щеках лежит грим. Кокетство волшебницы меня умилило, и я проронил:
— Страсть как есть хочется, милая Роксана Федоровна!
Через четверть часа я уже вовсю жевал.
Проглотив последнюю ковригу, хлопнул ладонью по столу.
— Благодарю за удивительное угощение. Ваш дом — мой ресторан.
Чародейка лучисто улыбнулась. Ее супруг, до этого вежливо наблюдавший за работой гостевых челюстей и чрева, поправил очки на вопросительном носу и обратился ко мне с разговором приватным.
— Был третьего дня в «Академкниге». Увидел там вашу монографию о Малюте Скуратове. Начал ее смотреть и зачитался, хотя английского языка, увы, не знаю. Очень интересное исследование! Мне рассказывали, что в Америке книга пользуется незаурядным успехом. Поздравляю!
— Отчего ж вы не купили ее по дешевке?
— Боюсь, мне еще десять дней тянуть до получки.
Я участливо улыбнулся расчетливому астралу.
— Цена кусается — жена ругается.
Водолея, однако, тянуло поговорить на более смертотрепещущую тему.
— Как по-вашему, Иван Грозный был экстрасенс?
— Нет, экстрасволочь.
Волшебник восторженно вздрогнул.
— Роланд, вы один из немногих западных исследователей, нутром чующих наши реалии. Я бы сравнил вас с хирургом, который скальпелем анализа рассекает больную плоть русской культуры, не смущаясь брызгами крови и гноя.
— Спасибо на доброй метафоре.
— Я говорю это в полном сознании своей объективности: вы никогда про меня не писали.
Последние слова моего фэна заглушили веселые визги Водольят, устроивших на кухне пищевой бой. В воздухе носились огрызки и отрыжки. Вот тебе и тьфу! Я поспешно встал из-за стола, дабы выйти сухим из рвотной ситуации. Кудесник умолял драчунов успокоиться, но те лишь посылали его туда, где не светит солнце.