— Беатрис? — окликает молоденький товарищ.

Я дергаю головой при звуке своего имени. Один из товарищей в кузове грузовика стоит. У него кудрявые светлые волосы и знакомый нос с широким кончиком и узкой переносицей. Роберт. Я пытаюсь вспомнить его на Церемонии выбора, но на ум ничего не приходит, кроме стука сердца в ушах. Кто еще перешел? Может, Сьюзен? Есть ли в этом году неофиты-альтруисты? Если Альтруизм потерпел неудачу, это наша вина — Роберта, Калеба и меня. Меня! Я отгоняю неприятную мысль.

Роберт выпрыгивает из грузовика. На нем серая футболка и джинсы. После мгновенного замешательства он идет ко мне и заключает в объятия. Я застываю. Только товарищи обнимают друг друга при встрече. Я не шевелю ни единой мышцей, пока он меня не отпускает.

Его улыбка тает, когда он смотрит на меня более пристально.

— Беатрис, что случилось? Что у тебя с лицом?

— Ничего, — отвечаю я. — Просто тренировка. Ничего.

— Беатрис? — переспрашивает гнусавый голос рядом со мной. Молли складывает руки на груди и смеется. — Это твое настоящее имя, Сухарь?

Я бросаю на нее взгляд.

— А ты думала, Трис сокращение от чего?

— Ой, ну не знаю… от тряпки?

Она касается подбородка. Если бы ее подбородок был больше, он мог бы уравновесить нос, но он скошенный и почти сливается с шеей.

— Нет, погоди, «тряпка» не начинается с «трис». Я ошиблась.

— Не надо с ней ссориться, — мягко произносит Роберт. — Меня зовут Роберт, а ты кто?

— Та, кому наплевать, как тебя зовут, — отвечает она. — Шел бы ты обратно в свой грузовик. Мы не должны якшаться с членами других фракций.

— Шла бы ты подальше от нас! — рявкаю я.

— И то правда. Не буду мешать обжиматься, — отвечает она и с улыбкой уходит.

Роберт с грустью смотрит на меня.

— Они не кажутся хорошими людьми.

— Некоторые из них.

— Знаешь, ты можешь вернуться домой. Уверен, Альтруизм сделает для тебя исключение.

— С чего ты взял, что я хочу домой? — Мои щеки пылают. — Думаешь, я не справлюсь, или что?

— Дело не в этом. — Он качает головой. — Не в том, что не справишься, а в том, что не стоит. Ты заслуживаешь счастья.

— Я выбрала Лихость. И точка.

Я смотрю Роберту за плечо. Похоже, сторожа-лихачи закончили проверять грузовик. Бородач садится за руль и закрывает дверцу кабины.

— И кроме того, Роберт… Я хочу от жизни не только счастья.

— А ведь это бы все упростило, правда? — замечает он.

Прежде чем я успеваю ответить, он касается моего плеча и поворачивается к грузовику. У девушки в кузове банджо на коленях. Она начинает бренчать на нем, когда Роберт устраивается внутри, и грузовик трогается с места, увозя от нас звуки банджо и переливчатый голос девушки.

Роберт машет мне, и я мысленно вижу еще одну возможную жизнь. Вижу, как сижу в кузове грузовика, подпеваю девушке, хотя никогда раньше не пела, смеюсь, когда попадаю мимо нот, взбираюсь на деревья за яблоками; всегда в покое, всегда в безопасности.

Сторожа-лихачи запирают ворота. Замок — снаружи. Я прикусываю губу. Почему они запирают ворота снаружи, а не изнутри? Можно подумать, они не сторожат нас от опасности, а не хотят выпускать.

Я отгоняю эту нелепую мысль.

Четыре отходит от ограды, где только что разговаривал с лихачкой с ружьем на плече.

— Боюсь, у тебя талант принимать неразумные решения, — произносит он в футе от меня.

Я скрещиваю руки на груди.

— Мы всего пару минут поболтали.

— Сомневаюсь, что более короткий разговор был бы менее неразумным.

Он хмурит лоб и касается уголка моего заплывшего глаза кончиками пальцев. Я дергаю головой, но он не убирает руку. Вместо этого он наклоняет голову и вздыхает.

— Знаешь, будет лучше, если ты научишься нападать первой.

— Нападать первой? — переспрашиваю я. — Но чем это поможет?

— Ты быстрая. Если успеешь пару раз хорошенько врезать, прежде чем противник поймет, что происходит, — сможешь выиграть.

Он пожимает плечами и убирает руку.

— Странно, что вы это знаете, — тихо говорю я, — ведь вы ушли на середине моей единственной схватки.

— Я не хотел этого видеть, — отвечает он.

«Что он имеет в виду?»

Он прочищает горло.

— Похоже, пришел следующий поезд. Нам пора, Трис.