— Я хочу Сухаря.

Вагон наполняют скрытые смешки. Мои щеки заливаются краской. Что мне делать: злиться на тех, кто смеется надо мной, или радоваться, что он выбрал меня первой?

— Хочешь что-то доказать? — спрашивает Эрик со своей фирменной ухмылкой. — Или просто выбираешь слабаков, чтобы было кого винить в случае поражения?

Четыре пожимает плечами.

— Что-то вроде того.

Злость. Я должна испытывать злость. Я хмурюсь, глядя на свои руки. В чем бы ни заключалась стратегия Четыре, она основана на представлении, что я слабее других неофитов. Во рту появляется горький привкус. Я должна доказать, что он ошибается… должна.

— Твоя очередь, — произносит Четыре.

— Питер.

— Кристина.

Новый поворот в его стратегии. Кристина — не из самых слабых. Что именно он делает?

— Молли.

— Уилл. — Четыре покусывает ноготь.

— Ал.

— Дрю.

— Последняя — Майра. Выходит, она со мной, — говорит Эрик. — Следующие — неофиты-лихачи.

Я перестаю слушать, как только с нами покончено. Если Четыре не пытается ничего доказать, выбирая слабейших, что же он делает? Я смотрю на тех, кого он выбирает. Что между нами общего?

Примерно на середине списка неофитов-лихачей мне приходит в голову идея. За исключением Уилла и еще пары человек, у нас у всех одинаковое телосложение: узкие плечи, хрупкий костяк. Все члены команды Эрика широкоплечие и сильные. Не далее как вчера Четыре говорил, что я быстрая. Мы все будем быстрее, чем команда Эрика, что, вероятно, хорошо для захвата флага — я прежде не играла, но знаю, что это в большей степени игра скорости, чем грубой силы. Я прикрываю улыбку ладонью. Эрик более жестокий, чем Четыре, зато Четыре умнее.

Они заканчивают выбирать команды, и Эрик ухмыляется Четыре.

— Твоя команда может сойти второй, — предлагает Эрик.

— Обойдусь без одолжений, — отвечает Четыре и чуть улыбается. — Ты же знаешь, я выиграю и без них.

— Нет, я знаю, что ты проиграешь, когда бы ни сошел. — Эрик на мгновение прикусывает одно из колечек в губе. — Что ж, забирай свою хилую команду и слезай первым.

Мы встаем. Ал печально глядит на меня, и я улыбаюсь в ответ, хотелось бы верить, что ободрительно. Раз уж кому-то из нашей четверки пришлось оказаться в одной команде с Эриком, Питером и Молли, хорошо, что это именно он. Обычно они оставляют его в покое.

Поезд готовится к спуску. Я полна решимости приземлиться на ноги.

Перед самым прыжком кто-то толкает меня в плечо, и я едва не вываливаюсь из вагона. Я не оборачиваюсь, чтобы посмотреть, кто это — Молли, Дрю или Питер. Какая разница? Прежде чем они повторяют попытку, я прыгаю. На этот раз я готова к импульсу, который придает поезд, и пробегаю несколько шагов, чтобы рассеять его, но удерживаюсь на ногах. Меня окатывает жаркая волна удовольствия, и я улыбаюсь. Это скромное достижение, но оно позволяет мне чувствовать себя лихачкой.

Неофитка-лихачка касается плеча Четыре и спрашивает:

— Когда ваша команда выиграла, куда вы спрятали флаг?

— Если я тебе скажу, это будет неспортивно, Марлин, — холодно отвечает он.

— Да ладно, Четыре, — ноет она.

Она кокетливо улыбается ему. Он смахивает ее руку с плеча, и почему-то мои губы расплываются в улыбке.

— Военно-морской пирс! — кричит ей неофит-лихач.

Высокий, с коричневой кожей и темными глазами.

Красивый.

— Мой брат был в команде победителей. Они спрятали флаг в карусели.

— Ну так идем туда, — предлагает Уилл.

Никто не возражает, и мы идем на восток, к болоту, которое когда-то давно было озером. В детстве я пыталась вообразить, как оно выглядело прежде, без ограды, вделанной в грязь для защиты города. Но очень трудно представить столько воды в одном месте.

— Кажется, мы рядом со штаб-квартирой Эрудиции? — Кристина толкает Уилла плечом.

— Да. Она к югу отсюда, — отвечает он.

Уилл оборачивается, и на мгновение его лицо становится тоскливым. Затем это проходит.

Я меньше чем в миле от своего брата. Прошла неделя с тех пор, как мы в последний раз были так близко. Я чуть трясу головой, чтобы выкинуть из нее эту мысль. Нельзя думать о брате сегодня, когда я должна сосредоточиться на том, чтобы преодолеть первую ступень. Мне вообще нельзя пока о нем думать.

Мы переходим через мост. Мосты нужны до сих пор, поскольку грязь между ними слишком мокрая, чтобы по ней ходить. Интересно, сколько лет минуло с тех пор, как высохла река?

За мостом город меняется. За нашими спинами большинство зданий использовались, а если и нет, не выглядели заброшенными. Впереди расстилается море крошащегося бетона и разбитого стекла. Тишина в этой части города стоит жуткая, словно в ночном кошмаре. Трудно разглядеть, куда я иду, поскольку перевалило за полночь и все городские огни погасли.