Шрифт:
А Глория провозгласила свой тост.
— Теперь моя очередь, — сказала она. — За то, чтобы ты как можно скорее разлюбил Ким Тауэр.
Сэнди опешил.
— Ты почему это сказала?
— Потому что, Сэнди, она искусственная, а ты настоящий.
Потом, в квартире Глории, они до глубокой ночи занимались сексом. После чего, все еще в возбуждении, Сэнди прошептал ей на ухо:
— Глория, если я тебе скажу, что, кажется, влюбился?
— Я тебя отговорю, милый. Я для тебя тоже не пара.
Домой он приехал около четырех утра. Потихоньку вошел — и с удивлением увидел, что в отцовском кабинете горит свет.
Сэнди заглянул в дверь — старший Рейвен, в шелковом халате, сидел в кресле, задрав ноги, и быстро просматривал какой-то сценарий. Справа и слева от него были горы бумаги.
— Пап? — шепотом окликнул он.
— А, сынок, ты меня напугал. Не ожидал, что ты так рано вернешься.
— Ты всегда так засиживаешься? — удивился Сэнди.
— Если хочешь чего-то достичь в мире кино, малыш, надо поменьше бока пролеживать. Через минуту-другую начнут звонить из Испании, мы там снимаем итальянский вестерн. А я тем временем посмотрел кое-какие новые сценарии — вдруг что дельное попадется.
— Когда же ты спишь?
— Это что — допрос? — рассмеялся отец. — Это я тебя должен допрашивать. Сэнди, у тебя какое-то странное лицо. Все нормально прошло?
— Зависит от того, как интерпретировать вводные данные, отец.
— Так. Давай к делу. Глория тебе понравилась?
— Она замечательный человек. Настоящая умница и…
— Сынок, я тебя не о ее личных качествах спрашиваю. Чтобы не ходить вокруг да около — тебе понравилось с ней в постели?
— Смеешься? Спасибо, что все устроил. Надеюсь, еще можно будет с ней повидаться до отъезда?
— Можешь на меня положиться, — обрадовался отец. — Но почему ты такой унылый? Ты должен сиять до ушей!
Сэнди хлопнулся в кресло, потом подался вперед, подпер подбородок руками и спросил:
— Пап, ты не обидишься, если я тебе задам по-настоящему интимный вопрос?
Старший Рейвен был озадачен.
— Конечно. Валяй.
Сэнди собрался с духом.
— Рошель Таубман — такая же, как Глория?
— Не понимаю. Говори толком.
— Я и говорю. Они обе — амбициозные девушки, жаждущие пробиться наверх в мире кино.
— Так. Я понял. Да, в этом смысле они похожи.
— Значит, Рошель тоже приходится спать со всяким, кого ей подложит ее продюсер?
— Я ей не начальник, — ответил Сидни уклончиво. По его тону нельзя было понять, лукавит он или говорит правду.
— Перестань, отец, ты же на одной с ней студии работаешь. Спорим, в ваших кругах всякий знает, кто с кем спит и почему — по любви или из карьерных соображений.
— Это не взаимно исключающие вещи, мальчик мой. Но я все же не пойму: почему после того, как я устроил тебе самую памятную ночь в твоей жизни, во всяком случае, я на это надеюсь, ты ведешь себя словно прокурор на суде?
— Пап, а ты знал, что она сегодня тоже будет в «Скандии»?
— Конечно, нет! Мы же не заставляем актеров докладывать, где и с кем они ужинают. Надеюсь, она тебя тепло встретила? Она же тебе своей карьерой обязана.
Сэнди все больше мрачнел. Он взволнованно спросил:
— Как считаешь, она не должна отплатить мне хотя бы одной ночью?
— Ну, это уж как минимум! — небрежно бросил отец.
— Бог мой! — воскликнул Сэнди и встал. — Неужели в вашем бизнесе ничего нельзя добиться без секса?
— Послушай, Сэнди, сейчас не время философствовать. Позволь мне тебе сказать, что в определенной дозе секс служит смазкой, благодаря которой вся машина под названием «кино» продолжает крутиться.
— Но это аморально! — заявил сын.
— Да что такое? — возмутился Сидни. — Ты что, Берт Ланкастер?
Не говоря ни слова, Сэнди бросился наверх, разделся и упал на постель.
Ибо в тот вечер в стране грез кое-какие из его личных фантазий пошатнулись. Хуже того, он убедился, с каким наглым лицемерием люди выдают свою гнилую мораль за единственно правильный образ жизни.
Сейчас Сэнди лежал в постели, еще не остыв от нежных объятий Глории, и клял себя за то, что не довел разговор с отцом до логического конца.
Он упустил шанс, который может уже никогда не представиться. Спросить отца, не спал ли и он с Рошель Таубман.
17
Изабель
Несмотря на все свои уверения, на самом деле Реймонд да Коста был глубоко потрясен случившимся с ним сердечным приступом. Его не утешали ни фарисейские банальности из уст доктора Гормана, ни даже статьи, на которых кардиолог основывал свой оптимистический прогноз. Прогноз этот заключался в том, что при условии здорового образа жизни Рей запросто «проживет сто лет».