— Так кто тебе мешает? — поинтересовался Нейман. — Сейчас эти лоханки можно добить зубочисткой. Или, если тебе больше нравится, плазменным пучком ГПК.

— …а через месяцок, когда они отремонтируются на местных верфях и укрепятся на обеих планетах, чтобы их уничтожить, потребуется не одна сотня Демонов… — закончил за него Скотт. — Черт, Донни, а ведь нам надо возвращаться домой! И чем быстрее — тем лучше: если Циклопы решат отомстить, то ударят по…

— …Октавии! — хором выдохнули они.

Мгновением позже в наступившей тишине раздался удрученный голос Мэри:

— А у Октавии всего один Ключ. И флот, состоящий из одного-единственного крейсера, нескольких эсминцев и трех с лишним десятков «Торнадо», отлетавших все положенные сроки.

Следующие двое суток Нил не отрывался от РЛБ [117] : вводил в него переменные, понятные только ему, дожидался завершения расчетов, в сердцах обкладывал несчастное устройство многоэтажным матом и… задавал очередные параметры. Увы, искомое решение все не находилось, и пилот постепенно впадал в состояние неконтролируемого бешенства.

Скотта раздражало буквально все — голос Мэри и ее новая манера общаться, запах еды, синтезированной Донованом на обед, звук, с которым утилизатор сигнализировал об уничтожении одноразовой посуды, «бестолковые» вопросы Неймана и его обиженное молчание.

Терпеть придирки товарища было невыносимо, поэтому к вечеру второго дня по общегалактическому времени Донни заперся у себя в каюте и попробовал забыться в музыке или голофильмах.

Мысль, еще в рубке казавшаяся такой здравой, доказала свою несостоятельность буквально через пару минут. После того как он закрыл за собой дверь каюты: в финальных аккордах первой же музыкальной композиции, случайным образом выбранной из архива, Доновану почудился рев баззеров СОЧС [118] .

Оборвав воспроизведение, он вслушался в наступившую тишину, а потом угрюмо спросил:

— Мэри?

— Да, сэр?

— Ты тревогу объявляла?

— Нет, сэр…

— М-да… Показалось. А-а-а… как там Циклопы? Ну… в смысле, расстояние до ближайшей патрульной группы случайно не растет?

— Уменьшилось, сэр! На три десятых астрономической единицы.

— Ясно, — вздохнул он, включил музыку… и тут же ее выключил: — Выведи мне, пожалуйста, телеметрию с СДО, скажем, на потолочную панель. Вместе со всеми сервисными экранами. И подсвети ближайшие машины.

Слушать музыку, пялясь на алые точки вражеских кораблей, оказалось тем еще «удовольствием»: стоило слегка задуматься, как они начинали двоиться и тем самым ввергали Неймана в состояние безумной паники. Правда, эдак через час он научился с ней бороться. И заодно нашел идеальный способ убить время: принялся пересчитывать метки, пытаясь убедить себя в том, что их количество медленно уменьшается.

Как ни странно, вскоре это ему удалось: когда очередной пересчет дал цифру, отличающуюся от первоначальной на сотню с лишним бортов, он обрадованно воскликнул:

— Ура, они постепенно уходят!!!

— Ну и чему вы радуетесь, сэр? — удивленно поинтересовалась Мэри. — Они же скоро вернутся!

В душе геолога все оборвалось.

— В каком смысле?

— В самом прямом, сэр! — ответила Мэри. — Судя по совпадению характеристик выхлопов улетающих и возвращающихся кораблей, части истребителей поручено провести изучение окрестных систем. Информации у меня предостаточно, поэтому с высокой долей уверенности могу утверждать, что за последние четыре дня они уже завершили картографирование сферы диаметром в два световых года и останавливаться не собираются…

— То есть получается, что они планируют захватить и терраформировать целый сектор?

— Получается, что так, сэр!

— М-да… А что там у Нила? Все так же глухо?

Мэри сделала небольшую паузу, потом угрюмо вздохнула и еле слышно произнесла:

— Ну, я бы не сказала… Хотя… радоваться вам нечему: тот вариант, который он нащупал, вам точно не понравится.

Посадочный стол подземного ангара начал опускаться вниз без двадцати пяти минут семь. Как обычно, в штатном режиме: зная патологическую нелюбовь господина Месропа Вартаняна к любым проявлениям суетливости, сотрудники СБ концерна «Ануш» начинали подготовку к его вылету из дома заблаговременно.

Пять минут на неторопливое опускание. Еще пять — на полировку и без того идеально чистой поверхности «пятки» и столько же — на подачу лимузина, его ориентацию относительно эмблемы концерна, изображенной в точке зависания антигравитационного лифта, на открывание люка, выпуск трапа и проверку настроек кресла Большого Босса.

Сам Большой Босс всегда опускался в ангар в шесть пятьдесят. Неторопливо здоровался с дежурным пилотом, окидывал придирчивым взглядом «Эйс-Фантом» и, убедившись в том, что тот смотрится безукоризненно, удовлетворенно кивал. Потом делал один-единственный шаг с серебристого антигравитационного диска к креслу, опускался на сиденье, активировал экран локалки, выводил на него биржевые сводки и щелкал пальцами. Разрешая пилоту закрыть дверь. А потом прикипал взглядом к своему комму — флаер должен был оторваться от посадочного стола ровно в семь утра. И ни секундой раньше или позже…