Шрифт:
Эта медсестра сейчас наверняка бросится ему на шею и оросит лицо слезами — где-то он читал такую фразу про орошение…
Но Вильма Роосте никого орошать не собиралась.
— Ты вытаскивал моего Харри? — деловито спросила она.
— Я.
— Шапки ты там не видел? Мой растяпа пришел домой без шапки.
— Не видал. Волосы у него на голове были, это я знаю.
— Жаль. Совсем новая шапочка, — вздохнула Вильма.
Волли так разозлился, что ему стало даже смешно. Он взглянул на директора. У того в глазах тоже горел какой-то огонек.
— Иди, Волли, ты молодец, — сказал директор. И повернулся к Вильме: — А с вами у меня большой разговор. Поскольку на родительские собрания вы не ходите, давайте поговорим сейчас…
Кто их знает, о чем они там говорили?.. Наверно, об отметках.
Вот ведь как: если бы человек утонул, все жалели бы этого человека, и всё. Но когда самый смелый в школе парень, рискуя жизнью, успел ухватить утопающего за волосы и вытащил его, этого уже мало! Теперь директору от бывшего утопленника нужны тройки, четверки, может быть, даже пятерки! А матери спасенного уже и шапочку подай! До чего жадные эти взрослые!
И уж никто-никто не вспомнит о том отчаянном смельчаке, который…
Волли ошибся: кое-кто вспомнил и о смельчаке. Это был Андрес. Проходя мимо, он слышал разговор с Вильмой и теперь подошел к Волли.
— Подумаешь, шапка ей нужна! — сказал он. — Попробовала бы вытаскивать людей из реки!
Конечно, эти слова прозвучали для Волли как хорошая, веселая песня. Но он только усмехнулся и сказал:
— Много ты в этом понимаешь!
Глава двадцать третья, в которой проходит целая зима
Мари, старшая из сестер Волли, надув губы, сидела за столом и смотрела в окно. За окном была ранняя весна. На дороге, на солнцепеке, снег уже стаял и теперь блестели лужи.
Два петуха, с отвращением ступая по лужам, дрались. Они подолгу стояли один против другого, выгнув шеи и грозно глядя перед собой. Потом схватывались, причем каждый норовил клюнуть соперника в гребень. Опять останавливались. И все начиналось сначала.
— Ну чего ты киснешь? — грубовато спросил Волли, заметив томление сестры.
— Нам задали написать дома сочинение о зиме. Самим придумать. Может быть, ты проверишь? — умильно сказала Мари.
Волли сделал сердитое лицо: ему небось никто не помогает учиться! А эти растут иждивенками. Проверь, посмотри, помоги…
Сочинение было такое:
Зима.
Выпал снег. Началась зима. Зимой мы учились в школе. Зимой мы катались на санках.
Мы строили станцию.
— Это все? — спросил Волли.
— Мне больше не придумать.
— Эх, ты! Зимой чего только не было! Зима такая длинная!.. Сиди вспоминай и пиши! А я потом проверю. Не глазей на дорогу, сосредоточься, лодырь несчастный!
И Волли начал вспоминать сам.
С осени они учились в полутемных, холодных классах. Все щенки и обрезки уже сгорели в школьных печах, а дрова все еще покачивали головами в лесу на горке. Чтобы хоть к празднику натопить здание школы, пришлось притащить из лесу по охапке хвороста.
Зато годовщину Великого Октября встретили в жарко натопленной и нарядно украшенной школе. Был большой вечер, пели хором, танцевали и играли в разные игры. К сожалению, Волли все это пропустил: он объелся всякой вкуснятиной.
Живот разболелся на этот раз по-настоящему, но в медпункт Волли больше не ходил — хватит с него…
Дошла очередь и до лесозаготовок. Веселое было воскресенье, когда с хрустом и треском, ломая сучья о подлесок, начали валиться ели и сосны в лесу на горке! Высоченные деревья шумно вздыхали и, сдаваясь школьникам-лесорубам, падали на землю.
А когда выпал снег, все пошли в лес с большими школьными санями и подсанками. В оглобли впряглось человек восемь, а другие парни подталкивали сани сзади. И все-таки с первыми бревнами намучались досыта.
Зато после, когда накатанная дорога окрепла, заблестела, груженые сани сами ехали под гору, только успевай тормозить! Тогда в лес двинулась целая армия салазок. Каждый вез, что под силу было: бревна, сучья, дрова… Даже малыши привозили по два-три полена.
А еще этой зимой строили здание своей гидростанции. Да не в реке, даже не на берегу!
«Давайте строить наше здание в гимнастическом зале! — так предложил однажды физик Пихлакас. — Оно отлично поместится. А к весне разберем, доставим к речке и соберем уже на месте».