Обвиняемый с недовольным видом прислушивался к показаниям жены.

— Знает ли ваш муж немецкий язык?

— Что вы, конечно, нет! Как-то в отпуске я отдыхала на Мазурских озёрах и познакомилась там с одной парой из Берлина. Время от времени они мне писали, но я не настолько сильна в немецком, чтобы без посторонней помощи могла прочесть их письма или ответить на них. Поэтому я всегда была вынуждена обращаться за помощью к коллегам по работе, хорошо владевшим этим языком. Неужели муж стал бы со мной хитрить и не помог мне!

— Вы никогда не были в Кракове?

— Как же, была. Ездила туда на экскурсию, которую организовали на нашей фабрике. Кстати, взяла с собой и мужа.

— А ему приходилось до этой поездки бывать в Кракове?

— Не думаю. Он совершенно не ориентировался в этом городе. Помню, когда мы отошли от автобуса, он даже не сумел найти обратную дорогу. Хорошо хоть, что запомнил название улицы, где мы остановились. Прохожие объяснили, как до неё добраться.

А Рихард Баумфогель, в отличие от моего подзащитного, часто бывал в Кракове у своего начальства, — заметил адвокат. — Уж он-то наверняка должен был знать расположение улиц в этом городе.

— Всегда можно притвориться, что ты никогда не был в том или ином городе и не владеешь каким-то иностранным языком, — заметил прокурор.

— Притворяться перед собственной женой? Но зачем? Разве кого-нибудь удивило бы, что Врублевский, учась в Гданьском политехническом институте, предпочёл там изучать немецкий, а не английский язык? Однако он, как мы знаем, сделал выбор в пользу последнего. Знать город Краков — это не преступление. Обвиняемый, если уж на то пошло, мог неоднократно посещать его в послевоенное время.

— Извините за нескромный вопрос: вы спите с мужем в общей спальне? — спросил адвокат.

— Да.

— Тогда вы, разумеется, должны знать, бредит ли он во сне.

— В последнее время он уже перестал бормотать по ночам, но в первые годы нашего супружества его постоянно мучили кошмары: то он во сне бросался в атаку, то отдавал какие-то приказы. Когда я его будила, он был весь в поту, его колотила нервная дрожь.

— Не кричал ли он во сне по-немецки?

— Никогда. Клянусь жизнью наших детей. Никогда, слышите — никогда!

— Может быть, он бредил на каком-нибудь другом иностранном языке?

— Порой мне казалось, что я различаю отдельные русские слова.

— По-видимому, не русские, а белорусские, — уточнил обвиняемый.

— Обвиняемый, владеете ли вы русским языком? — спросил председатель.

— Очень слабо. Учил его в старших классах средней школы, то есть сразу После демобилизации.

— А откуда вы знаете белорусский?

— Этот язык мне очень близок, потому что деревни в Несвижском районе были или чисто белорусские, или со смешанным польско-белорусским населением, как в моей родной Бжезнице. Белорусский я знаю с раннего детства.

— Обвиняемый, кто вы по национальности — белорус или поляк? — спросил один из заседателей?

— Все члены нашей семьи всегда считали себя поляками.

— Свидетельница, что вы можете добавить к уже сказанному?

— Я любила его и продолжаю любить! Никогда не поверю в его вину, даже если он будет осуждён!

— Вопросов больше нет, — заявил Рушиньский, почувствовав рискованность ситуации: Врублевская, поддавшись эмоциям и желая выгородить мужа, могла восстановить против себя судей, снизив тем самым весомость показаний.

Последними давали показания присутствовавшие в зале эксперты, которые во время предварительного следствия участвовали в медицинских обследованиях обвиняемого. Они показали, что Станислав Врублевский, или Рихард Баумфогель, — мужчина нормального телосложения, без физических отклонений и психических расстройств, с нормальной для его возраста памятью, хорошим слухом и несколько ослабленным зрением. Способности выше средних. Эксперты указали, что, по их мнению, обвиняемый дееспособен и Может отвечать за свои действия.

Затем как прокурор, так и защитник представили суду различные документы, прося приобщить их к делу в качестве доказательств. Рушиньский, например, представил характеристики на Врублевского с места работы и из нескольких общественных организаций, в деятельности которых он принимал активное участие. Ещё адвокат попросил приобщить к делу справку о прохождении его подзащитным воинской службы в годы второй мировой войны, а также фотокопии наградных документов на две медали — «Крест Храбрых» и серебряный крест ордена «Виртути Милитари». Суд удовлетворил просьбы обвинителя и защитника.