Светлане хотелось закричать во всю мощь лёгких, но она молчала, не желая нарушать абсолютную, незыблемую тишину поднебесья. Твёрдое как скала и эфемерное будто дымка безмолвие окутывало, проникало внутрь, становясь неотъемлемой частью души, смыслом существования и самой жизнью. "Чтобы мы не вкладывали в слова, как бы ни старались донести суть до собеседника, он не поймёт, не оценит откровенности и в лучшем случае, покрутит пальцем у виска, а в худшем… Впрочем, худшие варианты лучше не рассматривать.
– Девушка зажмурилась, затем резко распахнула серебристо-серые глаза с вытянутыми прямоугольными зрачками, улыбнулась и взмахнула крыльями.
– Буду надеяться на лучшее, думать позитивно и жить сегодняшним днём. Ведь сейчас мне хорошо. У меня есть свобода, ветер, молчание".

Сизая дымка над лесом сгустилась, полыхнула багрянцем и резко взметнулась к небу острыми языками пламени. Мгновенье, и алые всполохи застыли, превратившись в огненный замок, сияющий всеми оттенками красного. Разящими шпагами вонзились в низкие серые тучи шпили сторожевых башен и, одержав чистую победу, потянулись к солнцу, что гигантским золотым шаром висело в бездонном, голубом небе. По массивным крепостным стенам, вытесанным из тёмно-красного камня, пробежали золотые блики, и огненный замок взорвался рёвом труб. Из горла Светланы невольно вырвался радостный приветственный вопль, и над замком, кувыркаясь и резвясь в мощных потоках воздуха, закружилась могучая золотая птица.

–  Вернись!!!

Пронзительный крик оглушил, в глазах вспыхнул разноцветные снопы искр, а звенящее, всеобъемлющее чувство свободного полёта исчезло, сменившись тяжестью оков бескрылого человеческого тела.

В первые секунды возвращения из сказочно-упоительного сна в серую, туманную явь Светка не могла даже пальцем шевельнуть. Она чувствовала себя подстреленной на взлёте птицей и даже ощущала боль в груди, там, куда попала шальная стрела, прервав упоительный, свободный полёт. "Блин! Стрела? Рана? Даже во сне этого не было. Надо ж такое нафантазировать!
– Всё ещё не решаясь повернуться, девушка вгляделась в потолок, но ничего интересного не обнаружила.
– Но там и не должно быть ничего такого! Хотя…от какого-нибудь волшебного люка, прямиком ведущего домой, я бы не отказалась". Светка представила, как поднимается по металлическим скобам, вбитым в кирпичную кладку, упирается руками в тяжёлую, железную крышку, с трудом отодвигает и выбирается на поверхность в родном московском дворе. Она с умилением посмотрела на невзрачную девятиэтажку с железными дверями подъездов и строгими рядами окон, на обнажившиеся к зиме деревья, на детскую площадку со сломанными качелями, счастливо улыбнулась и, тихонько напевая, направилась к своему подъезду. "Не ожидала, что возвращение в Москву станет настолько простым и даже банальным делом. Всего-то и стоило напрячь воображение… Сейчас приду домой и первым делом выпью чаю. С шоколадкой. Хотя и бутерброд не был бы лишним, да и супчику не мешало бы поесть, а потом котлетку…" Девушка почувствовала, как рот наполняется слюной, издала почти сладострастный стон и с вожделением взглянула на выкрашенную серой краской подъездную дверь. Скорей бы! Света ускорила шаг, почти побежала к двери, однако та и не думала приближаться. Не замечая, что уже несётся как угорелая, девушка упорно рвалась к двери, но тщетно! Треклятый подъезд продолжал сохранять дистанцию. "Да что же это за невезуха!
– в сердцах воскликнула Светка, остановилась и топнула ногой.
– Что б вам всем пусто было!"

–  Как скажешь… - прошелестел над ухом вкрадчивый голос, и девятиэтажка, потеряв чёткость очертаний, стала расплываться и таять в воздухе, словно это был не дом из железобетонных плит, а его отражение, бесплотный мираж, явившийся измученному тоской по родному очагу путешественнику.

До предела распахнув глаза, Светлана смотрела как превращается в ничто её родной дом, двор, деревья, детская площадка… Липкая паутина ужаса оплела и обездвижила тело не хуже стальных пут, а с детства знакомый мир родного двора стал чужим, пустым и мертвенно безмолвным. Внезапно жуткую тишину разорвали мерные бухающие удары, и Светка почти перестала дышать, сообразив, что слышит биение собственного сердца. Ритмичные тюкающие звуки становились громче и чаще, стало казаться, что сердце вот-вот вырвется из груди, что она вот-вот умрёт, так и не узнав, чем закончилось её странное путешествие. Света закрыла глаза, однако вместо желанной темноты, точно в насмешку, глазам предстала целёхонькая девятиэтажка, голые чёрные деревья и песочница с лопаткой, сиротливо торчавшей в высокой грязно-серой куче песка. Растерянный взгляд намертво прилип к яркому пластмассовому пятну, в голове возникло иррациональное желание подойти к песочнице, сесть на тонкий бортик и, взяв в руки лопатку, как в детстве построить из песка большой-пребольшой замок, с широкими стенами и сторожевыми башнями, рвущимися в небо.

В спину ударил резкий, холодный ветер, заставив шагнуть к окрасившейся багрянцем песочнице, где ожившие по воле волшебника-архитектора песчинки складывались в крепкие стены и величественные башни. Светка же почувствовала, что стремительно уменьшается в размерах, а замок, наоборот, растёт, что они словно меняются местами: игрушечное строение становится настоящим, живым, а она превращается в сказочно красивую и безнадёжно мёртвую куклу.

–  Не хочу умирать… - едва ворочая языком, пробормотала Светлана, резко мотнула головой и… проснулась.

Некоторое время она лежала неподвижно, глядя в едва видимый в темноте потолок и перебирая в памяти события странного, похожего на абсурдный фильм сна. Багровый замок, представший в ночных видениях во всей красе, и пугал, и притягивал. С одной стороны, Светке хотелось прямо сейчас, не прощаясь с хозяевами, покинуть дом и пуститься в путь, причём не важно, пойдёт ли она пешком, поедет ли в повозке или верхом на лошадях, медведях, единорогах, полетит ли на драконе или сама превратится в птицу. Однако с другой стороны, вскакивать с постели и нестись куда-то сломя голову было совсем не в Светкином характере. А если учесть, что путь предстоит не близкий, нужно обязательно обдумать маршрут, собрать необходимые для путешествия вещи, заручиться поддержкой новых знакомых, ну и, в конце концов, отдохнуть перед дальней дорогой, хотя бы денёк другой…

–  Света!

Тихий оклик прозвучал для девушки как глас иерихонской трубы.

–  А!? Что?!
– Светка подскочила как ужаленная и уставилась в ту сторону, откуда раздался голос.
– Кто здесь?

От страха её трясло как в лихорадке, по позвоночнику текла липкая струйка пота, а пальцы мёртвой хваткой держали одеяло, в надежде использовать его как щит. Раздался скрип двери, на стенах загорелись светильники, по виду напомнившие большие керосиновые лампы, и комната озарилась мягким жёлтым светом. Чья-то рука отодвинула полог, по-видимому, закрывавший дверь в спальню, и, узнав Галайсу, Светлана облегчённо выдохнула и снова откинулась на подушки:

–  Как же ты меня напугала! Вот зачем, спрашивается, так подкрадываться?

–  А ты хотела, чтобы я влета в спальню с воплем "Вставайте скорее!", как однажды сделали мои сыновья?

–  Ну… - Светка невольно улыбнулась, представив себе всклокоченного Ирсина и раскрасневшуюся Галайсу.
– Это, наверное, тоже не совсем удачный вариант.

–  Я бы сказала совсем неудачный, - усмехнулась женщина и доверительно добавила: - С тех пор мой рассеянный муж не забывает об охранных чарах.

Женщины улыбнулись друг другу, и Света ощутила себя так, словно вернулась домой после долгих странствий. Тёплая уютная постель, удобная подушка, мягкая фланелевая пижама… "Стоп! Пижама? Это ж как крепко нужно спать, чтобы не почувствовать, что тебя переодели?" - подумала она, вытащила руку из-под одеяла, чтобы убрать свесившиеся на глаза волосы и замерла, уставившись на свою руку. Молочно-белую кожу оттеняли синие прожилки вен, а в изящных пальцах с узкими перламутровыми ногтями, чуть загнутыми внутрь, трепетала то ли серебряная, то ли седая прядь волос. Чужая рука, чужие волосы… И умиротворение испарилось в мановение ока. Перед глазами, будто кадры кинохроники военных лет побежали события вчерашнего дня. Чёрно-белые картинки: оскаленные морды медведей, шипящая озлобленная Тииса, разъярённая Кариена, бледный и решительный Ирсин, сжимающий в руке кинжал. Они быстро сменяли друг друга и с каждым, уносящимся в небытие кадром Светке становилось страшнее и страшнее. С губ сорвался полустон-полукрик, веки опустились сами собой, но "кино" не кончилось, лишь чёрный и белый цвета поменялись друг с другом и ожившие негативы обрушились на Светлану мучительной, удушливой паникой.