– Мне придется делить тебя с ними? – горячо спросила Кэтрин.

– Ах, Кэт! Это, конечно, так. Но все, что имеют от меня они, в корне отличается от того, что имеешь ты.

– Правда?

– Дорогая, возможно ли даже спрашивать об этом? Она грустно посмотрела на него, слезы на ее щеках уже успели высохнуть.

– Что бы нас ни разделяло, мы с тобой все равно одно целое. И я боюсь этого.

Он не стал, как она надеялась, возражать ей. Он лишь отозвался тихо:

– Знаю, Кэт. Знаю.

Ее глаза снова наводнились слезами.

– Разве этим не следует гордиться? Глядя, с каким почтением они к тебе относятся, я так горжусь тобой, что даже не могу выразить этого словами. Когда я слышала твою речь в Эннисе, я плакала. Понимаю, что ты должен все это делать, и не стану останавливать тебя. Но я не могу обещать, что всегда буду спокойно и молчаливо относиться к этому.

– Я тоже, Кэт, – проговорил он. – Я тоже.

– Боюсь, однажды ты возненавидишь меня.

– За что? – изумленно спросил он.

– За то, что я заставляю тебя разрываться между мною и ими.

Он ничего не сказал на это. Лишь спустя несколько минут произнес:

– Но ведь ты рядом со мной, Кэтрин.

Он называл ее полным именем только в тех случаях, если был очень серьезен.

– Да, наверное, – как-то неуверенно ответила она.

Свет от лампы падал на волосы и лицо Кэтрин, когда она склонилась над письмом.

Дорогой Чарлз.

Получила твои письма (оба). Второе оказалось для меня намного драгоценнее первого…

Она на некоторое время прекратила писать, чтобы еще раз прочитать полученные утром письма от Чарлза.

Дорогая миссис О'Ши.

Еще раз должен поблагодарить Вас за всю Вашу доброту, благодаря которой мое пребывание в Элшеме было таким счастливым и приятным. В письмо я вкладываю ключи, которые унес с собой по ошибке. Не будете ли Вы столь любезны передать письмо, вложенное в это, соответственному человеку? Я был бы очень Вам обязан.

Искренне Ваш Ч. С. П.

Она нежно улыбнулась, читая строки второго письма, которое нужно было передать некоей загадочной персоне.

Моя несравненная любовь!

Я договорился насчет всего, что произойдет в Лондоне в воскресенье утром, и заеду на Кеппел-стрит за письмом от тебя. Просто невозможно выразить словами, насколько ты изменила всю мою жизнь и как мне ненавистно все, что задержит меня еще на несколько дней, ибо я не смогу в это время свидеться с тобой. Я думаю о тебе всегда…

Они заранее условились насчет обмена письмами, еще когда он жил в Элшеме. Это были весьма благоразумные меры предосторожности, ибо из-за частых разлук, ожидающих их впереди, ни один из них не мог довольствоваться письмом такого рода, где ничего не говорилось бы о любви и об их личных чувствах по отношению друг к другу.

Вилли, случайно оказавшийся дома, прочитал письмо, предназначенное Парнеллу, и беспечно произнес:

– Похоже, все отлично устроилось, Кэт. Я дам тебе знать, когда ему понадобится приехать к нам снова.

Словно она сама об этом не знала! Она с трудом подавила усмешку и заметила, что мистера Парнелла, похоже, совершенно не волнует беспорядок и явная обветшалость их дома.

– Боже, ну разумеется! Если бы ты только видела, в каких домах ему приходилось останавливаться на ночлег! Да он с огромным счастьем вытянулся бы на соломенном тюфяке в какой-нибудь крестьянской лачуге! Будь я проклят, если бы мог последовать его примеру! Но, полагаю, именно так он и добивается своей популярности среди простолюдинов.

– И все же в Англию его приглашают довольно холодно. Они просто не знают, что он из себя представляет. Вернее, не понимают. Вот слуги боготворят его. А кухарка носит на шее медальон с его изображением. Но она приехала из Типперэри (город в провинции Манстер), поэтому это вполне понятно.

Вилли пристально посмотрел на жену.

– По-моему, ты сама считаешь его очень привлекательным.

– Да, он очень обаятельный и умный человек. – Кэтрин показалось, что ее голос прозвучал так, словно она оправдывалась в чем-то, поэтому она поспешно прибавила: – Я начинаю относиться к этому делу с огромным пониманием и сочувствием. Мне бы хотелось помочь, если бы я смогла. И не только доставлять послания мистеру Гладстону.