Шрифт:
С Анатолием Дмитриевичем я познакомился в 1961 году. По летам мы почти ровесники, по роду — племени — донские казаки. Но судьбы наши сложились по — разному, хотя одинаково тяжело — он прошел через муки ГУЛАГа, я — через войну.
Годом раньше, завершив двадцатилетнюю армейскую службу, я поселился в городе своей курсантской юности, а Знаменский в том же году закончил Высшие литературные курсы в Москве и приехал жить на Кубань. До учебы в Москве он восемнадцать лет провел в глухих местах Крайнего Севера. Навеки остуженный полярными ветрами, он решил согреться под южным небом. Местом своего жительства Анатолий Дмитриевич избрал рабочий город Хадыженск, а в Краснодар приехал встать на писательский учет.
Руководителем краевой организации писателей в ту пору был Виталий Борисович Бакалдин. На правах гостеприимного хозяина он пригласил Знаменского отобедать в ресторане на углу улиц Красной и Гоголя. К ним присоединились и мы с тогдашним редактором альманаха «Кубань» Александром Ивановичем Панферовым.
Признаться, в тот вечер Анатолий Дмитриевич не произвел на меня особого впечатления. Говорил мало, беседу поддерживал отдельными фразами. В те годы он, конечно, не мог каждому открыться, вылить боль незаслуженно трудной жизни, бросившей тень на его имя. Видимо, он боялся, что его могут не понять и снова уколоть неприятным случайным словом.
Он уже был автором двух объемистых романов, по которым его и приняли в 1957 году в Союз писателей.
На всех писателей я смотрел в те годы с благоговением, но у Знаменского при той встрече я не увидел душевной открытости, к тому же он даже не притронулся к рюмке, и уже одно это в моих глазах снижало его достоинства. Я тогда еще не знал, что воздержание Анатолия Дмитриевича связано с болезнями, приобретенными в лагерной жизни.
Постепенно узнавая Знаменского, я обнаружил у него талант изумительного устного рассказчика. Его можно было слушать часами, восхищаться его страстью, неожиданными сравнениями, улавливать рвущуюся вперед мысль, сопереживать и радоваться его обширным знаниям.
С Анатолием Дмитриевичем мы сблизились не сразу — видимо, все-таки сказывалась полярная разность биографий. Долгое время он почему-то меня и Виктора Иваненко заглазно называл «черными майорами» и считал нечистокровно русскими людьми.
— Может, мое имя вас смущает? — как-то спросил я у него.
— Нет. У меня был хороший знакомый, тоже Кронид. Истинно русский, да еще образованный и добрейший человек. Мы с ним вместе отбывали срок. А вы с Иваненко явные пособники этих…
После такого категорического заявления уважаемого писателя мы с Иваненко долго недоумевали: кому и в чем оказываем пособничество? Со всеми писателями мы старались поддерживать равные товарищеские отношения.
Ко дню моего пятидесятилетия Анатолий Дмитриевич подарил свою новую книгу «Завещанная река» с трогательной надписью: «Дорогому Крониду — с уважением и самыми добрыми пожеланиями в многотрудном поэтическом полете. Анатолий Знаменский 7.04.70».
В дарственной романа «Красные дни» оставил такой автограф: «Крониду Обойщикову, сверхсрочнику нашей литературной дивизии. Сердечно! 4.07.87 г.».
— Наших кубанских писателей только на взвод хватит, — заметил я.
— Но мы-то в дивизии служим, полки которой по всей России великой, — ответил Анатолий Дмитриевич, который всегда мыслил масштабно.
В 1985 году меня избрали секретарем партийного бюро писательской организации. Как-то я провел партсовещание собранно и быстро. После собрания ко мне подошел Знаменский:
— Молодец, так и надо: четко и конкретно, чтобы времени было больше делом заниматься.
С началом перестройки экономики страны и нашего мышления, особенно после трагических событий 1991 года, стали отчетливее проявляться позиции каждого. Отношение ко всему, что происходит в стране, стало как бы лакмусовой бумажкой гражданского самосознания — и я понял, что Анатолий Знаменский, войсковой старшина Всекубанского казачьего войска — Патриот с большой буквы. В день его рождения 1 мая 1992 г. я написал такие строки:
Надо жить теперь сознанием, Что мы сблизились в году, Когда я легко Со Знаменским, Как со знаменем иду. Завязалась паша ниточка, Поздравляю земляка. Толя, вот тебе открыточка, Вот тебе моя рука.Особенно я сблизился с Анатолием Дмитриевичем во время пребывания в Доме творчества в Переделкино осенью 1995 года. Он выехал на несколько дней раньше, следом отправился я.
По приезде в Переделкино разыскал Знаменского. У него нога в гипсе, рядом с кроватью костыли. Оказалось, что при выходе из электрички он неудачно оступился и сломал ногу.
С этого дня мы общались ежедневно, я приходил к нему с удовольствием, исполнял его просьбы, радовался нашим долгим беседам.