Трубач стоял на специальном возвышении недалеко от входа в подземный тоннель — крипту. Был ранний час. Но, несмотря на это, звуки трубы вряд ли кого-нибудь застали врасплох. Они возвещали о начале олимпийских торжеств. Служители и гости Олимпии задолго до рассвета были на ногах. В предвкушении долгожданного зрелища они спешили занять лучшие места на пути следования колонны с участниками Игр, элланодиками и жрецами.

По традиции Игры начинались с жертвоприношений и присяги Зевсу Хоркиосу [11] . В последние двадцать пять олимпиад на Игры в Олимпию съезжались представители разных народов, входивших в многонациональную Римскую империю. Для многих из них Зевс давно уже не был одним из богов исповедуемой веры. Но он был и оставался для всех участников Игр тем божеством, в честь которого проводились атлетические состязания в Олимпии. И ни у кого из участников Игр не вызывало сомнений, что клятва о честном участии в соревнованиях и поединках должна приноситься именно ему. Они верили, что всемогущий Зевс может покарать клятвопреступника. Лишь после клятвы наступал черёд атлетических состязаний, победителей которых ждала высокая награда — венок из ветвей священной маслины. Так предписывалось древними законами.

Однако времена изменились. Помимо оливковых венков, вручаемых устроителями Игр, большинство атлетов уже давно получали за свои победы богатые дары от города, который они представляли. В какой-то мере это было понятно: далеко не все желающие выступить на Играх могли позволить себе полноценную десятимесячную подготовку у себя на родине, а затем тридцатидневную в Элиде под руководством педотрибов. И, наконец, путешествие в Олимпию, часто издалека, и пребывание в течение недели на Играх — всё это требовало больших расходов. Участие в Олимпийских играх было бы для многих недоступной роскошью, если бы городские власти не выделяли специальных средств для подготовки своих атлетов к состязаниям и участию в Играх. Конечно, можно было бы найти какую-то золотую середину и оказывать лишь самую необходимую помощь тем, кто не жалел своих сил, чтобы прославить себя и свой город. Но, как это часто бывает в большом деле, такая середина была уже давно пройдена, и Олимпийские игры постепенно становились уделом полупрофессионалов.

Всё чаще поговаривали о том, что дело идёт к закату Игр и что дни этого прекрасного праздника сочтены. Потомки гордых эллинов и сами отдавали себе отчёт в том, что Игры не были уже тем светлым праздником во славу богов, здорового духа и здорового тела, какими они были раньше. Но в разговорах о вырождении Игр они видели козни надменного Рима, кичившегося своим историческим прошлым, своими военными подвигами и свершениями, но не сумевшего за всю свою историю создать ничего, что могло бы хоть отдалённо сравниться с Олимпийскими играми, приносившими радость и мир…

Над Альтидой вновь прозвучала труба — на сей раз четырежды, и сразу же вслед за последним сигналом глашатай, выбранный из самых громкоголосых жителей Элиды в специальном конкурсе, известил о начале торжеств.

Жертвенным обрядам посвящался весь первый день Олимпийских игр. Большая торжественная процессия начинала своё шествие от Пританея [12] . В назначенный час у его массивных дверей собрались элланодики, которым сюда от места их жительства, Элланодикеума, было рукой подать. Жрецы с жертвенными животными приходили ещё раньше. Они шли от западных стен Альтиды и затем выходили к Пританею через Северные ворота. Здесь же собирались представители власти и главы посольств. Последними под руководством педотрибов появлялись состязатели и поединщики.

Едва трубач опустил трубу, как толпа у Пританея перестроилась в колонну. А когда до элланодиков долетел зычный голос глашатая, они пустились в путь, увлекая за собой всю колонну. Дорога была не длинная. Торжественная процессия вышла из Северных ворот и двинулась по улице вдоль южного портика гимнасия. Дойдя до угла, шествие повернуло налево. Возглавлявшие процессию элланодики ступали медленно и важно. Солнце до боли в глазах разжигало пурпур их одеяний и усиливало контраст между белоснежными хитонами жрецов и смоляной шерстью мелко блеющих баранов, которых вели жрецы и их помощники.

Сразу же за жрецами шли римский проконсул и официальные посольства различных городов и стран.

Из-за недостатка места состав посольств был ограничен. Каждого посла сопровождали лишь по два-три приближённых и по пять-шесть рабов. Последние несли жертвенные дары. Сразу же после того, как процессия миновала термы и вступила на Дорогу шествий, к многочисленным состязателям и поединщикам, замыкавшим процессию, примкнули две украшенные золотом и серебром колесницы. ‘Под стать колесницам были и запряжённые в них богато убранные кони рыжей и серой масти. На конях и в колесницах не было ни всадников, ни возничих. Их вели за шитые серебром уздечки чёрные рабы.

Всё свободное пространство, насколько охватывал взгляд, было заполнено зрителями. Если у гимнасия и палестры, вдоль реки Кладей, у терм и Леонидайона можно было увидеть разношёрстную толпу, то на территории Альтиды находились лишь жрецы и почётные гости Олимпии. Право занять места внутри Альтиды, в непосредственной близости от алтарей, где должны были происходить жертвоприношения, покупалось задолго до Игр у специальных распорядителей, постоянно дежуривших в Булевтерии [13] . Что касается простых смертных, то они с самого раннего утра устремлялись на возвышавшийся над Олимпией холм Крона, откуда открывался величественный вид на священную Альтиду с её алтарями и жертвенниками, к которым медленно двигалась торжественная процессия, возглавляемая элланодиками.

Миновав около семидесяти жертвенников, процессия направилась к большому алтарю Зевса. По знаку элланодиков колонна расположилась полукругом. В первых рядах оказались жрецы с баранами, блеявшими всё громче и тревожнее. Сзади расположились кони и колесницы.

По знаку верховного жреца помощники подвели крупного чёрного барана к жертвеннику. Баран пугливо оглядывался по сторонам, но, ступив на преджертвие — профисис, стал почему-то спокойнее. В это время к нему подошёл один из помощников с небольшим острым ножом в руке. Он ловким, привычным жестом закинул вверх голову животного и резким движением перерезал ему горло. Алая кровь брызнула на профисис, потекла по чёрным мраморным ступеням, ставшим сизыми от пепла сожжённых ранее животных. Двое помощников принялись быстро освежевывать тушу барана, затем отделили бёдра и передали сочившиеся кровью конечности поднявшимся сюда жрецам, которые понесли их дальше, на верхнюю часть жертвенника.