Ну изъяли, а что дальше? Склады таможни антиквариатом забиты под завязку, некуда складировать другую контрабанду в виде безакцизного ящика водки и сомнительных “Самсунгов” рязанского производства в районе Бердичева. Таможенники визжат громче контрабандистов, у которых они отобрали антикварную контрабанду: куда девать эту прорву досок, картин и прочих подсвечников?

Как куда, безвозмездно передавайте в музеи и церкви, мудро советует им папа-импотент. Только нехай музеи с церквами предварительно гонят налог на добавленную стоимость добра по поводу моего хронического нестояния. С деньгами у папы напряженка – армия скулит, врачи воют, энергетики без света сидят, ученые челночат, а смертность никак не превысит рождаемость раз и навсегда. Так у музеев тоже денег нет, чтобы даже не стоимость какого-то шедевра, а эндээс этот вонючий, неизвестно по какой причине взявшийся, оплатить.

Хорошо, давайте я вам оплачу, уже согласен. Почем сегодня прибавочная стоимость на контрабанду? Ладно, заверните. Прибавлю еще десять процентов в виде премии за хроническую глупость папы. Нет, “спасибо” мне не надо, я за папины маразмы еще двадцать лет назад был готов пансион положить, однако идеальные условия для работы, в отличие от прочих граждан, он тогда создавал мне совершенно бесплатно. С помощью дефективных инструкций, исходивших из Министерства культуры. Вроде той, что запрещала музеям давать больше пятисот рублей пусть даже за картину Тициана, это не говоря уже о так называемых культовых предметах, которые комки не брали на комиссию.

Зато я очень даже брал и про себя говорил: благодарю, дорогой придурковатый папа, за отсутствие конкуренции с твоей стороны. И сейчас беру, по старой памяти. Амур – ведь в конце концов где-то возле божков отирался, значит, вполне предмет ненужного нам культа. А теперь нам культы эти срочно потребовались? Извините, дорогие атеисты, культовые причиндалы мне нужнее. Я их приобретал в те годы, когда из ныне чудом уцелевших контрабандных икон сбивали кормушки для коров. Хотя, если честно, “Амур у ручья” вряд ли пополнит мою личную коллекцию.

Зато знаю, кому он точно пригодится, а сведения, раскопанные Студентом, увеличат стоимость геммы минимум на пятьдесят процентов. Представляю, какую радость подарю клиенту не только с помощью амурных видов в изобразительном искусстве, но и сопутствующим рассказам о его происхождении. Уникальная вещь, предельно откровенно поведаю своему пациенту, раньше украшала Палаццо Дожей, у мадам Наполеонши купить ее башмалы не хватило, зато у генерала Хитрово нашлось лишних пару копеек. Кстати, гемма когда-то принадлежала Рубенсу, а потом лорду Гамильтону, пока не досталась господину Лалеману. Вы еще не созрели? Ладно, поведаю о главном. Палаццо Дожей с Лалеманами – тоже еще событие, зато эта гемма хранилась на даче самого Лемельмана, врубаетесь, кто ее имел? Основатель самой первой пирамиды всесоюзного значения, рядом с которой “МММ” может показаться горкой в детской песочнице.

Клиент, конечно, обрадуется не только таким рассказам, но и самому главному. Он ведь откровенно признался – основное для него в произведениях искусства, чтобы они были небольших размеров. Я так себе понимаю, чемодан с коллекцией постоянно под его рукой, гемма “Амур у ручья” много места в нем не займет. Это не статуя “Леда и лебедь”, изваянная с молчаливого согласия Дюка одним выдающимся скульптором, пропившим свой талант задолго до начала создания этого двухтонного шедевра, главным достоинством которого является постамент.

В офисе меня ждал очередной сюрприз. Возле двери моего кабинета сидела госпожа Ланда. Очень давно, когда мы расстались, я уговаривал себя – это к лучшему. Мне не доведется видеть, как под напором лет расплывается ее точеное тело, выцветают голубые глаза, тускнеют золотистые волосы. Однако судьба свела нас снова, и, только глядя на нее, я окончательно понял, как изменился сам за ушедшие годы. Оленька, милая, мне не нужно от тебя никаких благодарностей, и те чувства, которые я испытывал по отношению к тебе, давно сгорели в коротком пламени мгновенно прожитых долгих лет. Просто я отдаю долги оставшемуся в прошлом парню, которому по-настоящему обязан, выдерживая таким образом давным-давно выбранную линию поведения. Я привык платить даже по самым мелким счетам, твердо усвоив – все крупные неприятности начинаются из-за небольших глупостей. И, быть может, только поэтому продолжаю оставаться на плаву, а самое главное – в списке живых.

– Я пришла не только тебя благодарить, – поведала моя бывшая любовь, стоило нам войти в кабинет. Удовлетворенно кивнув головой, прикуриваю сигарету, делаю крохотный глоток кофе и откровенно признаюсь:

– На другое не рассчитывал. Возникла проблема с духами?

– Господи, ты не меняешься, думала хоть с годами…

– Оля, ну сколько можно еще думать? Юрик завтра будет дома, что и требовалось доказать. Мне бы твои проблемы.

– Не волнуйся, я тебя жалеть не стану.

– Отчего?

– Потому что это для тебя оскорбление. Ты же наверняка спишь до сих пор, словно сжатая пружина. Скорее умрешь, чем признаешься кому-то, что иногда даже тебе требуется побыть просто человеком, а не каким-то бульдозером.

– Что случилось, Оля?

– Бухгалтер прибегал. У нас очередная неприятность.

– Менты фирму громят?

– Если бы… Мы открылись, то есть магазин. Пришли ребята за деньгами, но откуда им сейчас взяться? Однако то обстоятельство, что Юрий в заключении, их не обескуражило…