Рев моего сына был таким, словно в него попал не легенький мокасинчик, а двухпудовая гиря. Этот вопль был чересчур громким даже для моего уютного дома; Гарик сумел напугать не кого-нибудь, а самого Педрилу. Издав гнусный вой, кот помчался на второй этаж. Мой наследник, продолжая нагнетать децибелы, катался по полу с таким остервенением, словно ему, как минимум, оборвало обе ноги.

Вряд ли я ожидал сам от себя, что в такой критической ситуации превращу арию Гарика в самый настоящий дуэт. Однако стоило увидеть перед собой страшную зеленую маску, я невольно вскрикнул, отскочив по-педрильски в сторону.

– Ты, что, нас точно решил в гроб загнать? – поперла на меня благоверная, замаскированная кремом под английский газон, потряхивая бигудями в такт наступательному движению. – Утренней разминки с обувью тебе недостаточно?

Гарик тут же перестал корчиться в предсмертных судорогах и закрыл рот, прислушиваясь к монологу своей ненаглядной мамочки.

– Совсем взбесился? Что у тебя произошло, если вдруг домой заявляешься второй день подряд? Наверняка не пришлось сегодня к какой-то сучке сбегать…

– Вот именно, – живо подключился к разговору тяжелораненый.

Сабина пристально посмотрела в сторону Гарика, и тот снова забился в падучей.

– Дорогая, – как можно спокойнее говорю ей, – мне кажется, что нам пора развестись.

Обычно после этих слов Сабину начинало трясти и она сходу закрывала рот, улетая со скоростью торпеды в свои апартаменты. Сегодня моя вторая половина повела себя несколько иначе.

– Тебя снова вызывают в школу, – не прореагировала на страшную угрозу жена.

– Сама пойдешь. У меня других дел полно.

– Меня им вызывать надоело, – отрезала Сабина. – Кто недавно клялся, что будет заниматься ребенком? Пистолет он ему подарил – вот и все воспитание.

– Разве я отказываюсь? Кстати, Рябов пришел?

– Нет, – отрезает жена, и я невольно замечаю, как Гарик, перестав издавать скулящие звуки, потихоньку улетучивается из холла.

– Хорошо, дорогая. Я займусь этим сегодня же.

– Обедать будешь?

– Нет. Я поговорю с Гариком, позовешь, когда придет Сережа.

– У тебя неприятности?

– Ну что ты. Все в порядке. Как всегда.

В комнату сына пробираюсь с некоторой долей опаски; попасть в засаду Педрилы перед свиданием с Сережей в мои планы никак не укладывается.

– Так,- решительно приступаю к воспитанию подрастающего поколения, – что ты сегодня натворил?

– Ничего такого, – отрезает Гарик, – эта училка – дура. Выступает. Наглая такая.

– Понятно. Конкретнее, в чем наглость проявляется?

– Заставляет стихи на память учить. Этого Пушкина дурного.

– Правильно, – обрадовался я. – Он точно дурак, а ты гений.

Гарик подозрительно посмотрел на меня и скороговоркой выпалил:

– Училка такая, как он. Говорит, учи стихи, чтобы память развить. На хрена оно надо? Я ей говорю – а зачем, у меня компьютер есть… Нахалка такая, еще в школу тебя вызвала. Скажи дяде Сереже, пусть ей морду набьют. Этой дебиле давно пора на поля орошения.

– Гарик, я подозреваю, что у Рябова есть другие задачи. Однако, мне кажется, ты не совсем прав. Подумаешь, морду кому-то набить. Ты сам ее отлупить сможешь. А вот стих Пушкина выучить – это тебе не макивару ногами обрабатывать…

– Не буду я его учить. Время у меня нету. И так все фильмы смотреть не успеваю… “Я помню чудное мгновенье. Ко мне явилось привидение”.

– А, так ты тоже стихи пишешь?

– Нет. Это один пацан из класса.

– Гарик, слушай меня внимательно. На разборы к твоей училке я не пойду, сам с ней общайся.

В ответ на мое предложение сынок выпустил целую обойму слов, которых нахватался в своей школе в первом классе.

– Напрасно ты так, вот послушай. Эти стихи “Я помню чудное мгновенье” были написаны в честь…

– Да знаю я. Какой-то Аньки… Лучше бы он ее трахал, чем потом я стихи учил, – сделал философский вывод мой наследник.

– Я как раз тебе об этом хотел рассказать, – откровенно признаюсь Гарику и окончательно понимаю: во мне просто погиб великий педагог.

Гарик приготовился слушать с таким вниманием, которого хрен бы от него добился Песталоцци.

– Значит так, Пушкин, действительно, написал в альбоме: “Я помню чудное мгновенье, передо мной явилась ты, как мимолетное виденье, как гений чистой красоты”. Это то, что вас заставляют учить в школе. Зато своему приятелю Соболевскому это самое чудное мгновение Пушкин описал примерно так: безалаберный, ты ничего не пишешь мне о двух тысячах ста рублях мною тебе должных, а пишешь о мадам Керн, которую, с Божьей помощью, я на днях трахнул. Видишь, сынок, ты не прав. А что это значит?