— Он — князь долбаной тьмы, вот кто он такой.

— Ты взял эту строку из фильма.

— От этого она не становиться менее правдивой, — сказал Эггерс в порядке оправдания.

— Думаю, не становится. Ну, а теперь объяснись, пожалуйста.

— Это началось следующим образом: отец Стармака, носивший имя Моррис, или Мо, в течение тридцати лет был правой рукой Мейера Ланского.

— Шутишь?

— Какие к черту, шутки! Говорят, что он послал своего сына Дэвида учиться на юриста для того, чтобы сделать его респектабельным и полезным.

— И он стал полезным?

— Можешь поверить, что да. Его специальностью было организовать людей в профсоюз. Он был очень тесно связан с Хоффа, Тони Скотто и дюжиной других профсоюзных боссов того времени. В конце пятидесятых годов он отправился на запад и сделался посредником между Голливудскими профсоюзами и работниками киноиндустрии. Он всегда был очень осторожным. Никогда не работал адвокатом, так что никто не мог обратиться в коллегию адвокатов, если кому-то не нравились его методы. С годами, он все больше и больше исчезал из виду, пока не стал практически невидимым, но в то же самое время, город все больше и больше чувствовал на себе его хватку.

— Билл, откуда ты все это знаешь?

— Я знаю все о каждом. Разве ты этого не знал?

— Ладно, тогда расскажи, откуда ты все это знаешь.

— У меня когда-то был клиент, который был связан с ним по бизнесу, так у него нет-нет, да и проскальзывали слова о Стармаке. Ему нравилось рассказывать истории про старые времена. Этот человек умер в начале этого года, но, очевидно, дал Стармаку справку обо мне. Вот почему Дэвид знал, кому позвонить насчет тебя. А теперь у меня есть вопрос к тебе.

— О'кей, валяй.

— Чем, черт возьми, ты сумел столь сильно заинтересовать Стармака за столь короткий срок? Я имею в виду, что знаю тебя гораздо лучше, чем он, но вовсе не проявляю к тебе такого интереса.

— Благодарю. Для меня самого это полная загадка. Единственная личность, связывающая Стармака со мной — это Вэнс Калдер, а мы с Калдером не имели никаких общих дел.

— Может, и нет, но, возможно, Калдер, слышал о тебе немало, лежа на подушке.

— Он, и в самом деле, говорил, что Аррингтон много рассказывала ему обо мне, и тем не менее…

— Короче, я думаю, что ты должен воспользоваться возможностью, дружище, а мы прикроем тебя здесь, но имена Вудман и Велд не должны появиться ни на единой бумажке, которая уйдет от тебя к Стармаку. Надеюсь, мы понимаем друг друга?

— Да, но мы с ним еще до этого не дошли. Ему, похоже, нравится играть роль человека, способного монополизировать мое время. Сейчас я совершенно независим, но как только начну на него работать, то уже не смогу быть сам себе хозяином.

— Я вижу, куда ты клонишь, и ты достаточно умен, если так мыслишь.

— Вот что еще меня беспокоит. Он утверждает, что имеет какой-то, не очень большой, бизнес в Нью-Йорке — что-то из недвижимости, пару ресторанов — но при этом говорит, что адвокаты, раньше представлявшие его интересы, выставляли ему счета на сумму свыше миллиона долларов в качестве ежегодных гонораров. Не кажется ли тебе это странным, а?

— Нет, не кажется. Если он тратит на юристов миллион в год, значит у него либо большой бизнес в городе, либо там у него большие неприятности. На твоем месте, я бы поставил вопрос именно так.

— Я задам этот вопрос. Кроме того, он говорил, что у меня появится возможность инвестировать средства в его проекты.

— Я бы поостерегся это делать, молодой человек. Поскольку ты — представитель органов правосудия, то должен быть на сто процентов уверен, что это абсолютно чистое капиталовложение.

— Ну, я еще не знаю, стоит ли мне связываться с ним. В любом случае, что стоит за именем — Стармак?

— Он — шведский еврей, если ты можешь в это поверить.

— Думаю, что евреи живут всюду. Почему бы ему не быть родом из Швеции?

— В самом деле, почему бы и нет? Как я слышал, дед Стармака был дилером — оптовиком по продаже рыбы в Стокгольме, а его сын, Мо, попал в большую беду, может, даже убил кого-то, и должен был бежать из страны. Он объявился в Нью-Йорке и через семейные связи встретился с Мейером Ланским. Очевидно, это была любовь с первого взгляда.

— Кстати, на вечере у Вэнса был еще один человек, который показался мне несколько странным. Его имя — Онофрио Ипполито. Оно тебе о чем-то говорит?

— Он — банкир, вот все, что мне известно. Мне говорили, он прямой, как стрела.