Что у полиции в чести

Жестокость к женщинам и детям,

Не следует, как не крути.

Увы, но даже средь почтенных

По сути общностей людей

Всегда найдётся непременно

Хотя б один подлец-злодей.

А здесь – жандарма два и пристав,

Который первым двум под стать,

Кого бы мы легко и быстро

Могли б в злодеи записать.

Вредить погаже, делать хуже

Способны злыдни-подлецы,

Когда они ещё к тому же

По совместительству глупцы.

Они – толчок, что рушит домик

Построенный из мятых карт,

Который с виду сейсмостоек,

На деле ж – валкий нестандарт.

Они – крючок на мягком спуске

Нагана старого. Такой

Наган палит при всякой вструске

И встряске – как само собой.

Но следует (не в оправданье

Подобных глупоподлецов)

Отметить мира состоянье,

Что вечен в бренном ожиданье

И жажде этаких толчков.

* * *

Не стоило при Кузнецове

Жандарму мальчика лупить.

Стачкомовец не только в слове

Да митинговых пустословьях

Имел умение и прыть.

Пнув Немировского, без страха

Рабочий лидер в два шага

Настиг жандарма и с размахом

Тому отвесил тумака.

Немая сцена: два жандарма

На грязной, снежной мостовой;

Тоткало; Кузнецов; бездарный,

Злой пристав, брызжущий слюной;

Рабочие и обыватель,

Не осознавшие пока,

Что ход событий на подхвате

У подходящего толчка.

Фортуна в центре заводского

Двора уже сплела судьбу

Солдат и свиты Кузнецова,

Нацелившихся на стрельбу.

* * *

Кто первым выстрелил, не сможет

Никто наверняка сказать.

Судебным документам тоже

Мы вряд ли можем доверять.

Суд обвинил в стрельбе рабочих,

Охрану Кузнецова. Та

Была резка, была охоча

К активным действиям всегда.

Они-де кашу заварили,

Открыв пальбу, и лишь потом

Солдаты вынуждены были

Ответить праведным огнём.

Не верится. Когда с трёх сажен

Палят, промазать нелегко.

А тут никто не ранен даже.

Так любят пули молоко?

Последствия стрельбы солдатской

Гораздо хуже и страшней:

Четырнадцать погибших штатских,

Десятки раненных людей.

* * *

На вид и грузный и неловкий,

Присел поспешно Кузнецов,

Когда увидел ствол винтовки,

Направленной ему в лицо.

Рабочий лидер, парень тёртый:

Не стал он времени терять,

Разглядывая держиморду,

Что взялся по нему стрелять.

Не распрямляясь, он метнулся

Назад, в застывшую толпу.

Но в ожиданьях обманулся,

Что, дескать, прекратят стрельбу.

Стачкомовец не мог представить,

Себя от пули хороня,

Что беготнёй своей поставит

Друзей на линию огня.

Он их подставить и обидеть

Не собирался ни на миг.

Ах, если б мы могли предвидеть

Последствия от дел своих!

Огонь винтовочный с усердьем

Сёк, не жалея никого.

Не знают люди милосердья,

Откуда пулям знать его.

* * *

Сергей Тоткало, возмущённый

Тем, что его кумир-герой

Чуть не был выстрелом сражённый,

Стал от волненья сам не свой.

Расставив руки, постарался

Сергей стачкомовца закрыть –

В тот миг мальчишка не боялся

С любою силой в бой вступить.

Стрелок – тот самый желтоусый

Солдат – нацелился опять

Вслед Кузнецову, боком-юзом

Пытавшемуся убежать.

Хоть на Сергея пехотинец

Свой ствол отнюдь не направлял,

Его свинцово-злой гостинец