Теперь, после подробного анализа недостатков и слабых сторон обрядовых законов автор обращается к будущим благам, обетование которых принес Христос. Он вошел в вечное небесное святилище с большею и совершеннейшею скиниею и принес кровь не жертвенных животных, а Свою собственную. Каковы же результаты нового завета и новой, более совершенной жертвы, принесенной Самим Христом? Этот завет гарантирует наше спасение, очищает нашу совесть и освящает наше служение.

Чтобы лучше донести до читателей смысл послания, автор использует в данном отрывке целую серию ярких контрастных приемов. Старый и новый заветы поставлены рядом для того, чтобы выразительнее показать преимущества второго по сравнению с первым. Красота и достоинство земного святилища изображаются на фоне славы и величия небесной скинии (9:1–5; ср.: 9:24). Чисто внешняя форма контрастирует здесь с внутренним содержанием (9:10,13; ср.: 9:14). Все преходящее и непрочное, действующее «только до времени исправления» через Христа, совершенно проигрывает рядом с тем, что бесконечно и вечно (9:9,10; ср.: 9:12). Кровь насильно убиваемых животных малоэффективна по сравнению с добровольной жертвой Божьего Сына (9:12–14). Постоянно повторяющиеся, частичные и неполные жертвы ничтожны в сравнении со смертью Христа (9:25,26). Там — обещание; здесь — исполнение. Ежегодные напоминания о человеческих грехах, с одной стороны, и обещание Бога забыть их навсегда — с другой (10:3,17). Священники, которые всегда стоят в Божьем присутствии, исполняя свое служение, — это одно, а Первосвященник, совершивший наше спасение и сидящий по правую руку Бога, — это совсем другое, ибо слабость и неполнота служения тех священников не идет ни в какое сравнение с абсолютной законченностью и полнотой Его славного дела.

В 9:12 с большим мастерством представлен один из самых замечательных авторских приемов контраста. Автор исполнен желания помочь людям с нечистой совестью. Под законом никто не мог быть уверен в прощении, и жертвы приходилось приносить постоянно, потому что они не могли «уничтожить грех» окончательно. Пришел Христос, чтобы Своей смертью дать нам вечное искупление (10:11; 9:12). Оно отвечает всем потребностям грешной человеческой души, оно покрывает все ее будущие и прошлые беззакония. Результат Его жертвенной смерти заключается в том, что каждый человек, смиренно приходящий к Нему, может в одно мгновение получить вечное спасение. Такие люди в течение многих лет с глубокой благодарностью хранят в сердце это ощущение обретенного спасения и безопасности. Им чужды духовная надменность и высокомерие,— напротив, они исполнены невыразимой благодарности за прощение неоплаченного долга:

Слово искупление, прозвучавшее в ст. 12, ассоциируется в нашем понимании с рынком рабов. Слово, употребляемое здесь автором (lytrosin), означает освобождение из плена. Этот образ уходит своими корнями в далекую ветхозаветную историю (Лев. 25:48; Чис. 18:16; Пс. 110:9; 129:7). Вечное освобождение, совершившееся в истории и доступное нам сегодня через Христа, является фактическим освобождением от наказания и власти внутреннего греха. Существует, однако, опасность искажения исторической сущности этого понятия. Такую опасность представляют некоторые современные богословские концепции освобождения. Их адепты сознательно уклоняются от серьезного обличения человеческой греховности, столь выразительно продемонстрированной не только в Священном Писании, но и откровенно фигурирующей на страницах всех ежедневных мировых газет. Для них нет ничего важнее современной реальности и стремления к переменам. Бразильский богослов Хьюго Ассман сказал, что его внимание привлекло замечание одного, по его мнению, «посвященного христианина», который заявил: «Библия? Она не существует. Единственная Библия, которую я признаю, это социологическая библия, описывающая то, что открыто мне, как христианину, здесь и сейчас» [48] . Но дело в том, что любая теория, пренебрегающая таким важнейшим фактором, как авторитет Библии, или отвергающая его, не только подозрительна, но лжива и опасна.

К примеру, некоторые формы «черного» богословия, порожденного справедливым стремлением к расовому равноправию, являются серьезным искажением апостольской Благой вести, с такой ясностью изложеной в книгах Нового Завета. Конечно, расовая дискриминация отвратительна везде, где бы она ни проявлялась. Однако нельзя реагировать на эту форму насилия изобретением «нового евангелия». Ведущий представитель «черного» богословия Джеймз X. Коун утверждает, что мы «не можем решать этические проблемы нашего времени теми методами, которыми пользовался некогда Иисус. У нас свои альтернативы». И далее: «Небесная концепция неактуальна для „черного" богословия. Христианин не может позволить себе тратить время на созерцание другого мира (если такой существует)». Или: «Революция заключается не в „перемене сердца", а в бескомпромиссной схватке радикального черного движения с системой белого расизма с целью его решительного и полного уничтожения.

Чтобы бросить в лицо белым расистам: „Если вы хотите войны, мы готовы принять вызов". Вот что значит черная революция» [49] . Невозможно отрицать важность затронутой здесь темы, ради которой мы сделали отступление от нашего послания, ибо очевидно, что подобные современные богословские тенденции прямо противоречат его главному лейтмотиву. Послание к Евреям исполнено неподдельной убежденностью в том, что Бог, поставивший искупление человека в прямую зависимость от страданий Христа, и ни от чего другого, совершил дело, которое, по Его мнению, было не только наилучшим, но и единственным разрешением стоящей перед человечеством дилеммы. Поиск освобождения вполне правомерен и похвален, но, тем не менее, учение Нового Завета многократно подчеркивает, что есть самая страшная форма несвободы, которая, если ее не победить, приведет человека к вечному отделению от Бога, пожертвовавшего Своим единственным Сыном ради нашего искупления.

Люди, которые страдали от власти греха и находились под осуждением закона, могли с помощью старозаветных обрядов получить внешнее очищение и примириться на этом основании с Богом. Разумеется, посредством этих жертв совершалось очищение плоти, но тогда насколько больше могла удовлетворить эту человеческую потребность кровь Христа! (рассуждения автора основаны на английском переводе Библии. — Примеч. пер.). Человек нуждается не в обрядовом очищении, а в глубоко исцеляющем действии, полностью очищающем его совесть. Человек ищет мира с Богом и мира от Бога (Рим. 5:1; Кол. 1:20). Любой человек с виновной совестью, до своего обращения находившийся под строгой властью закона, не может не испытывать острой душевной боли. Он взывает к Богу о помощи. Можно сказать, что Послание к Евреям лучше, чем любое другое место Нового Завета, отвечает на эту просьбу человеческой души. И этот ответ — в крови Христа, потому что только она способна очистить и исцелить больную совесть. Человек может быть очищен от грязи греха и знать, что он прощен. Несмотря на все свои замысловатые обряды и ритуалы, иудаизм I в. не мог освободить человеческую душу от греха. Христиане из иудеев могли радоваться, потому что их совесть была очищена силой жертвы, принесенной Христом.

Человек, не знающий воли Бога и Его целей, не умеющий обрести мир для своей души, направляет всю свою энергию на мертвые дела. Возможно, под этими словами подразумевается обрядовая храмовая деятельность, которая не способна оживить дух человека; возможно, но более вероятно, что имеются в виду любые неблаговидные дела и поступки, далекие от истинной жизни в Боге; возможно, речь здесь идет о бесплодных усилиях человека достичь удовлетворенности собой и, в итоге, — спасения. Но каким бы значительным ни казалось все это, оно является лишь негативной стороной великого достижения Христа. В этой связи одинаково важны оба аспекта великого дела искупления: негативный и позитивный, ибо здесь говорится об очищении совести «от мертвых дел для служения Богу живому и истинному». Прав Уэсткотт в своем комментарии к этому стиху: