Такая позиция в корне ошибочна. Она совершенно необоснованно отделяет первых христиан от Иисуса, Чье учение действительно было очень сложным, с точки зрения богословия [50] . Это открывает дверь разрушительному либерализму: ведь если бы первые христиане не имели достаточно ясных представлений о своей этике, то они неизбежно не имели бы также ясных представлений о своем учении. Если у нас нет одного, то нет и другого. В отношении Второго послания Петра чрезвычайно важно понять, что первые христиане не могли отделять веру от образа жизни именно в силу неразделимости в их учении богословия и нравственности [51] . Петр мог бы сказать, что если мы верим в то, во что верит он, то мы должны и вести себя так же, как он. Если же мы не видим в этом необходимости и не хотим следовать его предписаниям, значит мы на самом деле верим в другое, ложное евангелие.

Один из главных постулатов послания Петра состоит в том, что твердо укоренившаяся христианская вера должна радикальным образом влиять на наше поведение. Мы будем все больше стремиться угодить Иисусу Христу, а не просто полагаться на Его любовь. В данном разделе Петр показывает, что наша вера, если она подлинная, влечет за собой целый ряд глубоких внутренних изменений, помогающих нам удовлетворить нашу жажду Бога.

Если бы Петр говорил о вере вообще, то сказанное здесь могло бы показаться несколько странным. Это означало бы, что он учит нас добавлять к вере новые доктрины, о чем и говорили лжеучителя. Он тогда противоречил бы самому себе, только что сказавшему, что «даровано нам все потребное для жизни и благочестия» (1:3). Он, однако, по–прежнему говорит о вере как он понимает ее в ст. 1, об индивидуальной вере христианина.

Равновесие в понимании веры, которое устанавливает Петр, свойственно и другим новозаветным авторам (2 Фес. 3:11 — 13; Иак. 2:5). Сказав, что именно вера — это дар Бога, тесно связывающий нас с Ним, он теперь пишет о личном опыте веры, о личной связи каждого с Господом Иисусом, и если эта вера подлинная, она должна проявиться наглядно и практически. Вера одновременно и основа нашей жизни, и орудие. Петр все еще размышляет о величественных картинах будущего, и именно в этом, прежде всего, для христиан заключается основание прилагать все старание, чтобы в этой жизни, здесь и сейчас, жить в гармонии с обетованиями Бога.

Христиане должны «приложить» нечто к своей вере: это перевод греческого глагола epichoregeo. Первоначально это был театральный термин: существительное «xoper» (choregos) обозначало мецената, который жертвовал деньги на постановку. В дальнейшем оно стало применяться к любому городскому благотворителю, а ко времени написания Петром его послания это слово просто означало необычайно щедрого дарителя. Мы должны сотрудничать с Богом, не думая о цене своего сотрудничества. Петр делает акцент на этом сотрудничестве, употребляя здесь этот глагол в императиве и повторяя его в ст. 11 («откроется вам», буквально: «будет обеспечено»). Таким образом, Бог облагодетельствовал нас, и этим подчеркивается та цена, которую заплатил Иисус за наше спасение. Эти два случая употребления глагола epichoregeo обрамляют ст. 5—11 [52] .

Петр приводит перечень христианских добродетелей, в которых мы должны возрастать. Подобного рода перечни были широко распространены в то время, и несколько таких списков приводится в Новом Завете (Рим. 5:3–5; 2 Кор. 6:4–10; Гал. 5:22,23; Кол. 3:12–14; 1 Тим. 4:12; 6:11; 2 Тим. 2:22; 3:10) [53] . И снова Петр использует слова, общеупотребительные для его культурного окружения, но придает им сугубо христианское звучание, начиная с веры и кончая любовью. В рамках этого перечня он приводит ряд христианских черт, которые очень хорошо знакомы его читателям. Трудно найти какой–то особый смысл в том, что эти добродетели перечислены именно в таком порядке. Попытки логически обосновать эту последовательность делаются часто, однако они не слишком убедительны. Одно можно сказать четко: этот выбор далеко не случаен. Каждая добродетель изобличает заблуждения лжеучителей, встречавшихся читателям Петра. Вероятно, правильнее было бы размышлять не о логичности построения этой «лестницы» добродетелей, но о том, что Петр здесь приводит всестороннее описание христианского характера. Ни одна из христианских добродетелей в этом ряду логически не зависит от другой, так что мы не можем сказать: «Ты не должен ожидать от меня терпения, поскольку я еще не достиг воздержания». Просто Петр хотел сказать, что у христианина, лишенного терпения, отсутствует существенный элемент христианского характера.

Вера — точка отсчета для христианина, стремящегося уподобиться Господу, в Которого он верит, а это автоматически ведет к стремлению уподобиться добродетели или благости Христовой (ст. 3, одно и то же греческое слово). Очевидно, мысли о благости и тогда уже занимали умы нехристиан. Что делает человека благостным или добродетельным? Петр дает ответ скорее практический, чем философский: идеальная личность — Иисус Христос, а христиане могут стать выдающимися личностями, подражая Ему. Поскольку Его благости была явлена в Его делах, наша вера явит себя другим людям в нашей активной благости, в добродетелях.