Самое важное в том, что оппоненты Иуды были издревле предназначенные к сему осуждению [296] . В более ранних комментариях высказывается точка зрения (выраженная в AV) о том, что Иуда говорит здесь о предопределении («о тех, кому до начала времени было предназначено такое осуждение») [297] . Но гораздо предпочтительнее, как мы увидим далее, версия Иуды, который говорит о том, что в Церкви появятся лжеучителя, поскольку о них издавна существуют письменные свидетельства.

Для ряда комментаторов таким свидетельством было Второе послание Петра. Они усматривают такое предсказание в его словах: «В последние дни явятся наглые ругатели» (2 Пет. 3:3). Иуда говорит, что они вкрались в христианскую среду. Эти комментаторы считают, что во времена Иуды пророчество Петра стало сбывшейся реальностью. Но решение может быть не таким простым. Мы не можем предположить, что Петр и Иуда писали в одно и то же время, в одном и том же городе, об одних и тех же людях, поскольку ересь в каждом отдельном случае была существенно иной. Не исключено, что Петр заимствовал послание Иуды, чтобы представить его язычникам [298] .

Иуда говорит, что источник информации — письменные свидетельства об их осуждении — известен издревле. Главный источник сведений об их осуждении — Ветхий Завет и учение, которое основано на Писаниях [299] . Но высказывание Иуды можно расширить, включив в него и такие слова: «Предсказанное Апостолами Господа нашего Иисуса Христа» (ст. 17), и даже уходящее в глубину веков свидетельство о Енохе, седьмом от Адама (ст. 14). В этом широком диапазоне Иуда выбирает девять ветхозаветных примеров: неверующий Израиль, падшие ангелы, Содом и Гоморра, архангел Михаил, Моисей, Каин, Валаам, Корей и Енох. Эти девять примеров определяют структуру первой части послания. Ст. 5–19 представляют собой последовательное разъяснение библейского учения. После каждого раздела (5–7, 9, 11, 14, 15, 17, 18) следует греческое слово houtoi, т. е. «эти», «таковые», которое открывает следующие разделы (8, 10, 12, 13, 16, 19). Ричард Бокхэм правильно называет это «тщательно выстроенной… экзегезой» [300] .

Христиане, к которым обращался Иуда, могли сказать ему, что они уверены в том, что данное предостережение взято из Ветхого Завета, но оно не имеет прямого отношения к ним. Иуда уже заранее был готов к такому возражению, когда писал на понятном им языке и утверждал, что они (и мы) являют собой новый Израиль (ст. 1, 2). Если мы действительно таковы, то должны понимать: то, что относится к древнему Израилю, в равной мере касается и нас. Это для них должно было быть очевидным, поскольку глагол prographo, который буквально переводится как «пишу о», также означает «публично рекламирую» — с оттенком общественного осуждения [301] . Иуда говорит, что Библия дает ясное свидетельство по этому поводу, утверждая, что всегда будет существовать противостояние библейским истинам внутри Церкви. Мы должны осознать это во всей полноте, иначе аргументы Иуды могут пройти мимо нас. Иуда утверждает, что наша Библия — это вся Библия, через которую Бог нам говорит и поныне.

Очевидно, читатели Иуды были настолько слепы к явным предостережениям Библии, что не заметили людей, которые вкрались в их среду [302] . Эти люди (Иуда говорит о них с неодобрением, которое проявляют и другие новозаветные авторы, см.: Рим. 3:8; 1 Кор. 4:18; 15:34; 2 Кор. 3:1; 10:12; Гал. 1:7; 1 Тим. 1:3,19; 2 Пет. 3:9) были, предположительно, странствующими учителями, которые «преподносили некую смесь софистики и безотлагательности» [303] и которые превратили свое служение в церквах в источник легкого дохода. Иоанн счел нужным предостеречь церкви от таких личностей: «Кто приходит к вам и не приносит сего учения, того не принимайте в дом и не приветствуйте его; ибо приветствующий его участвует в злых делах его» (2 Ин. 10,11). Эта весть должна была дойти до церквей, чтобы их «приветливость» и гостеприимство не смогли послужить оправданием легковерия, с каким они были приняты. Те, кто оскверняет себя, приняв другой тип христианства, представляют серьезную опасность.

Иуда совершенно определенно говорит о том, что они нечестивые люди, и это одно из ключевых слов, которое он использует в своем послании (ср.: ст. 14, 15, 18). Это слово «кристаллизует его понимание еретиков» [304] . Эти люди, несомненно, использовали христианскую терминологию, цитировали Библию и знали все новые гимны, поэтому трудно было распознать их сущность. Несомненно, читатели Иуды были шокированы тем, что написал им Иуда. Мы тоже можем быть шокированы, поняв, что он говорит о людях, которые могут писать христианские книги, выступать на христианских конференциях и говорить весьма убедительно и свободно. Иуда отвергает их друзей и их героев — и поэтому, возможно, и некоторых из наших друзей и наших героев, — осуждая их как язычников, антихристиан.

Они обратили благодать Бога нашего в повод к распутству. Ранняя Церковь сталкивалась с одним из самых серьезных для нее вопросов: «Что же скажем? оставаться ли нам в грехе, чтобы умножилась благодать?» (Рим. 6:1). Для скептически настроенного иудея это выглядело так, как если бы христианское Евангелие превратило щедрый дар Божьего закона в возможность грешить (и такие выпады были направлены против Павла). Для скептически настроенного грека Евангелие, по–видимому, представлялось предложением неограниченной свободы на основе тотального прощения в грядущем. На протяжении всей истории Церкви всегда находились люди, которые выступали в качестве оппонентов (греч. anti) закона (греч.'nomos), — эта оппозиция получила название «антиномизма». Иуда использует слово распутство (aselgeia), которое имеет широкий диапазон значений: чувственность, безнравственность, сексуальная вседозволенность (см.: Мк. 7:22; Рим. 13:13; 2 Кор. 12:21; Гал. 5:19; Еф. 4:19; 1 Пет. 4:3; 2 Пет. 2:2,7,18) — и все это было предложено в рамках Евангелия свободной благодати! Джон Беньян встретил как–то приверженца этих взглядов (антиномиста), который «отдался во власть всякого рода распутства, особенно, нечистоты… и надсмехался над призывами к трезвости». Когда Джон Беньян попытался обличить его в нечестии, «он смеялся еще больше» [305] . Антиномисты не смогли понять, что если мы принимаем более легкое иго Христа и более легкое бремя, мы все еще несем на себе какое–то бремя (Мф. 11:28—30). Христианская свобода не означает вседозволенности.

«Еретик» — слово, которое не просто отнести к кому–то, оно, по–видимому, вполне подходит к тем, кто принадлежит к Церкви и вместе с тем отвергает единого Владыку Бога и Господа нашего Иисуса Христа. Иуда намеренно пользуется здесь этими возвышенными титулами. Он делает то, что было затруднительно для некоторых ранних христиан (и они поправляли Иуду). Иуда использует по отношению к Иисусу не просто обычный титул Господь (kyrios), но и гораздо более сильный термин — Владыка (despotes), который в Новом Завете обычно соотносят с Богом–Отцом (Лк. 2:29; Деян. 4:24; 2 Тим. 2:21; 2 Пет. 2:1; Отк. 6:10). Иуда даже говорит, что Иисус наш единый (т. е. единственный) владыка. Хотя мы должны чтить стремление проявлять благоговение, нет необходимости изменять текст (как, например, в NKJV, где приводятся только титулы «Господь Бог и наш Господь Иисус Христос») или сомневаться, что Иуда говорит об абсолютном праве Иисуса Христа на нашу верность и послушание [306] .