Я сказал, что все в порядке и мне уже лучше. Больше ни о чем мама не спрашивала, и я не стал ей рассказывать о том разговоре с бабушкой, потому что это слишком сложно объяснять. Но с тех пор я не пью молоко с какао и не играю в лодки из печенья.

Спустя пятнадцать дней после того как дедушка чуть не умер от обморожения, мама сказала, что ему стало лучше и врачи хотят выписать его из больницы.

Пока дедушка болел (по словам мамы, еле дышал), он постоянно спрашивал об Альфонсине и Феличе. Мама отвезла Альфонсину к Эмилио и, чтобы дедушка не волновался, сказала ему, что она у нас и чувствует себя отлично. А Феличе мы однажды навестили. В те дни опять были заморозки, и дедушка всю ночь не спал, боясь, что почки погибнут. Дерево было в полном порядке. Я забрался наверх, чтобы посмотреть на почки, и увидел, что они набухли.

Наверное, когда дедушка вернется домой, уже распустятся цветы. Но когда я сказал об этом маме, она лишь покачала головой:

— Не думаю, что он сможет так быстро вернуться.

Вскоре мама сообщила, что дедушку хотят выписать, и тогда между ней, бабушкой, дедушкой и папой разразился ужасный спор. Дедушка любой ценой хотел вернуться к себе домой, а все считали это безумием.

— Пусть его хоть еще немного подержат в больнице, — сказала бабушка Антониэтта.

Папа ответил, что это не выход из положения, но все-таки поговорил с врачами, и дедушку не выписывали еще неделю. В конце недели дедушка сообщил, что чувствует себя хорошо и выйдет из больницы даже в том случае, если его привяжут к кровати.

Мама вернулась от него очень взволнованная.

— Он не может поехать домой, он просто не в состоянии жить один.

— И какие варианты? — спросил папа. — У себя он жить не может, в доме престарелых тоже…

Мама бросила на него испепеляющий взгляд:

— Можно было бы оставить его здесь на некоторое время, а там посмотрим…

— Посмотрим?! Думаешь, твой отец, со всеми его привычками, будет жить в квартире?

— Что ты хочешь этим сказать?

Папа пожал плечами и вышел.

— Вот так всегда! — сказала мама трагически. — А его родителям и этой паршивой собаке все можно!

Когда мама обзывала Флоппи, это означало, что она в ярости и может с минуты на минуту начать ссору.

Тогда я кое-что придумал:

— А что, если мы возьмем домой Альфонсину? Тогда дедушка, может, и согласится переехать.

— Альфонсину? И куда мы ее денем?

— Почему, если у бабушки с дедушкой есть Флоппи, мы не можем взять Альфонсину, которая уж точно поумней будет? — сказал я.

— А ведь правда! Но ухаживать за ней вы с дедушкой будете сами, я не собираюсь этим заниматься.

Я поклялся, что мы позаботимся об Альфонсине и она не доставит маме хлопот. Мне пришлось три раза пообещать это папе, потому что он никак не хотел мне верить. Наконец я сказал ему:

— Если она хоть раз тебя побеспокоит, можешь выставить из дома и ее, и меня, и дедушку вместе с нами.

И тогда папа согласился:

— Ладно, возьмем и гусыню! Слава богу, хоть не корова.

Иногда папа бывал очень остроумен.

За день до того, как дедушку выписали из больницы, мы с мамой поехали к Эмилио за Альфонсиной. Она гуляла по двору и, завидев нас, понеслась навстречу, стала кричать и хлопать крыльями.

— Что она делает? — спросила мама, потому что ничего не смыслит в гусынях. — Хочет напасть на нас?

Я был ужасно рад видеть Альфонсину и рассказал ей, что мы едем к дедушке и что перед этим ей нужно как следует помыться. Альфонсина не стала протестовать и позволила отнести себя на речку. Там она долго купалась, потом вышла из воды, хорошенько отряхнулась, залезла в машину и тихо устроилась на заднем сиденье.

— Невероятно! — воскликнула мама. — В сто раз умнее этой собаки!

Дома я повязал гусыне красивый красный бант, приготовил корзину и плошку с едой и расставил все это на балконе.

Ночью я проснулся, потому что услышал звук крыльев, бьющихся о стекло. Я вскочил с кровати и посмотрел на балкон, но Альфонсина спала в своей корзине. «Наверное, это бабушка Теодолинда прилетела поздороваться со мной», — подумал я и снова уснул.

Когда на следующий день я вернулся из школы, дедушка уже был дома. Он сидел в моей комнате с Альфонсиной на коленях.