Шрифт:
— Привет, Тонино! — закричал дедушка. — Видишь, как красиво цветет Феличе? Два дня подряд я думал: сегодня навещу ее, сегодня навещу ее. Слава богу, наконец решился!
— Отец, — пробормотала мама еле слышным голосом, — что ты говоришь…
— А что? Что я такого говорю? Ты только не начинай, хватит мне этих снизу… Видишь их? Их послал муниципалитет, чтобы срубить вишню. Но сначала они должны…
Дедушка пошевелился и чуть не упал. Мама закричала. Тогда к нам подошел полицейский:
— Вы знаете его?
— Это мой отец, — ответила мама и заплакала. Дедушка теперь смотрел вдаль и, казалось, уже не замечал никого.
С тех пор прошло три года, но я до сих пор помню все до единой детали. Помню, что, когда мама это сказала, все перестали говорить и уставились на нас. Фотограф схватил камеру, папа поднял руку, и раздался щелчок вспышки. Папа выругался и обнял маму за плечи.
— Примерно полчаса назад нам позвонила одна синьора. Она увидела, как ваш отец лезет на дерево с гусыней на плечах. Она позвала его, но он стал кричать. С тех пор как мы сюда приехали, пытаемся убедить его спуститься, но он начинает волноваться, и мы боимся, что он упадет… Может, у вас получится, потому что врачи спешат: их вызвали уже под конец рабочего дня.
Мама вытерла слезы и подошла к дереву.
— Папа, это Феличита.
— Вижу, не слепой, — сказал дедушка.
— Прошу тебя, спускайся.
— Сначала пусть подпишут бумагу, что не возьмут землю и не тронут вишню.
Мама стиснула руки.
— Хорошо, папа, они подпишут.
— Нет, я хочу это видеть.
Папа сказал что-то полицейскому, тот вынул из кармана блокнот и начал писать.
— Доволен? Бумага тут, теперь мы заберем ее.
Дедушка не ответил. Тогда какой-то человек приставил к дереву лестницу и полез наверх, но дедушка снял башмак и сказал ему:
— Только приблизься, проломлю тебе башку — это такая же правда, как и то, что меня зовут Оттавиано!
Я рассмеялся.
— Давай, Тонино, забирайся ко мне! — закричал дедушка. Теперь он был весел, и я не понимал, что делать.
— Ты спустишься, если Тонино залезет к тебе? — спросила мама. Дедушка кивнул, и я полез на дерево.
— Иди ко мне, — сказал мне дедушка.
Я посмотрел на маму, а она помотала головой.
— Дедушка, мы должны спуститься, пора есть.
— Твоя правда. Ну, значит, потом вернемся обратно.
Дедушка не хотел оставлять Альфонсину, он посадил ее к себе на спину и, цепляясь за ветки, постепенно спустился вниз. Когда мы очутились на земле, раздались аплодисменты, фотограф снова щелкнул фотоаппаратом, а папа снова выругался.
— Ну что, идем? — спросил дедушка. — Я проголодался.
Папа велел маме идти к машине, а сам остался поговорить с полицейским и людьми в белом.
На следующий день, когда мы собирались завтракать, мама сказала дедушке, что отвезет его в деревню.
— Как здорово! Значит, сегодня я не пойду в школу?
— Нет, ты пойдешь в школу.
— Но ты говорила…
— Ты пойдешь, и все тут! — закричала мама.
У нее было странное лицо и опухшие глаза. Я подумал, что, наверное, она все еще злится из-за того, что дедушка натворил вчера. Только я не понимал, почему она вымещает это на мне, а не на нем. Единственное, чего я действительно не выношу, это несправедливости, несправедливость приводит меня в ярость. А мама в тот момент показалась мне настолько несправедливой, что я уже был готов лезть в бутылку — как тогда с бабушкой Антониэттой.
Но тут дедушка (до этого он пил молоко) неожиданно встал, подошел ко мне и нежно-нежно погладил по голове — как будто боялся сделать мне больно.
— Не волнуйся, Тонино. Я потом приеду с Альфонсиной и заберу тебя из школы.
И тогда я все понял. Я посмотрел на маму. Глаза у нее были широко открыты, а рот она зажала рукой. И я точно понял, что происходит. Тогда мне стало так больно, как не бывало никогда раньше, и я разрыдался.
Дедушка продолжал гладить меня по голове, пока мама не взяла его за руку и не сказала ему ласково:
— Папа, собирайся, мы скоро поедем.
Так дедушка уехал в бесцветный дом и оттуда уже не вернулся. Когда я пришел из школы, мама с папой сидели с такими лицами, как будто кто-то умер, а Альфонсина была в одиночестве на балконе.
— Ты все понял, Тонино, да? Дедушка очень болен… — Папа велел мне сесть рядом. — Он уже не может жить с нами и не может вернуться к себе домой…
— Куда вы его отвезли?
— В одну клинику, там о нем позаботятся.
— А когда он вернется?