— Дмитрий Константинович?

Моршанцев обернулся и в первый момент не узнал Ирину Николаевну. Без халата, в джинсах и ярком полосатом свитере, она выглядела лет на десять моложе. И еще узнаванию мешали очки — стильная, тонкая, почти невесомая оправа, переходящая в широкие, постепенно сужающиеся дужки.

— Здравствуйте, Дмитрий Константинович! — Ирина Николаевна явно наслаждалась произведенным эффектом. — Что, не ожидали меня здесь встретить? Представьте, что я хожу не только на «Медэкспо»! [20]

— Здравствуйте, Ирина Николаевна, — Моршанцев постарался не слишком откровенно разглядывать свою начальницу. — Не узнал вас, разбогатеете…

— Вашими молитвами. Только пришли или уже заканчиваете?

— Только пришел.

— Я тоже. Можно превратить осмотр в совместный, — предложила Ирина Николаевна и добавила: — Я люблю обсуждать увиденное.

— Я в курсе, — улыбнулся Моршанцев.

— Откуда?

— Вы на каждой пятиминутке обсуждаете с нами увиденное, да и не только на пятиминутке.

— Чувство юмора — это хорошо, — одобрила Ирина Николаевна, но от улыбки воздержалась. — Я смотрю, вы выбрали самый «веселый» из постеров. Или любите немое кино?

— Просто заинтересовался.

— Мрачная картинка, — Ирина Николаевна склонила голову влево, затем вправо, как будто наклон головы мог изменить впечатление об афише. — Но что-то в ней есть. Духа времени нет ни на грамм, а что-то есть.

— Настроение? — предположил Моршанцев.

— Скорее мечта… Что вот так — раз — и можно вырваться, прорваться куда-то.

— Сбежать от реальности.

— Возможно и так. А вы здесь случайно или любите покопаться в прошлом?

— Отчасти — случайно, потому что изначально собирался встретиться с однокурсниками, но и прошлым интересуюсь немного.

— Встречи с однокурсниками — адский мрак, — сверкнула глазами Ирина Николаевна. — Такое впечатление, как будто склеиваешь из осколков вазу и понимаешь, что она никогда не склеится. Чему вы улыбаетесь? Разве это смешно? Это же грустно… наверное.

— Сравнение понравилось, — Моршанцев согнал с лица улыбку. — Очень точное.

— Точное? — недоверчиво сощурилась Ирина Николаевна. — Что же тогда ходите на встречи? Я вот однажды сходила — и бросила это дело.

— Я не совсем правильно выразился. Это не столько однокурсники, сколько приятели. Узкий круг — пять человек.

— А я-то поняла, что речь идет о «мэропрыятии»… Кстати, а как вам это? — Ирина Николаевна указала взглядом на молодую красотку демонического вида, искушавшую зрителей сигаретой, вставленной в мундштук умопомрачительной длины.

— Заманчиво, — ответил Моршанцев.

— Прочтите, что написано, — велела Ирина Николаевна и, не дожидаясь Моршанцева, прочла сама: — «Le mariage nuit gravement a la sante», что переводится как «Брак серьезно вредит здоровью».

— Так это реклама сигарет или агитация против брака?

— Непонятно.

Под плакатом были указаны только год и имя художника.

— Я бы повесила дома такой, — сказала Ирина Николаевна, — а вот этот, — она посмотрела на черно-белую афишу, — подарила бы нашим реаниматологам.

Моршанцев не понял — шутит она или говорит серьезно.

— А под ним написала бы, — взгляд Ирины Николаевны вернулся к демонической красавице, — «мне нравится, что можно быть смешной, распушенной — и не играть словами». [21] Любите Цветаеву?

— Нет, — честно признался Моршанцев.

— Вообще не любите поэзию?

— Разве что в качестве песен, вместе с музыкой.

— И кто же ваш любимый певец? Или нет, у вас, наверное, певица?

— Диапазон широк, — Моршанцев снова улыбнулся, — от Тома Уэйтса до Риты Кулидж.

— А из более современных?

— Есть такая питерская группа «Биллис Бэнд», знаете?

— Что-то припоминаю, но они, кажется, маргиналы? — На лице Ирины Николаевны мелькнула гримаса неодобрения.

— Я бы сказал — городские романтики, — мягко возразил Моршанцев. — А их лидер, между прочим, наш коллега, бывший патологоанатом.

— Это многое объясняет, — усмехнулась Ирина Николаевна. — Поэтому они и поют о смерти, гробах и кладбищах.

— Не только. Это вот тоже они: «Загадай желанье и закрой глаза, до рассвета. До утра осталось три часа и конфета. Где-то мчит по улицам она. Королева. Снежная. Нежная…» [22]