– Насколько я понимаю, Худой проходил подготовку там, куда впоследствии уехали завербованные им люди, – стал рассуждать Антон. – У меня не укладывается в голове, чему такому можно научить боевика на Балканах? Ни в Осетии, ни в Абхазии нет объектов, требующих для захвата специальной подготовки. Аэропорт в Сухуми уже пятнадцать лет как закрыт.

– Худой утверждает, что больше ему ничего не известно.

– Он рассказал, кто стоит за всем этим? – Антон выжидающе уставился на Родимова.

– Приказы и деньги привозит связной. Своего куратора он знает только заочно. Зовут Мутуш. Слышал, что тот будто бы живет в Германии. По национальности чеченец. В конце восьмидесятых был заведующим производством на одном из грозненских предприятий. Потом как обычно. Криминал, тюрьма, освобождение, бизнес.

– У нас на него что-то есть? – оживился Антон.

– Небольшое досье, – Родимов указательным и большим пальцем показал его толщину. – Совсем мало.

Верона проснулась от доносившегося с улицы шума. Некоторое время она лежала, приводя в порядок мысли. Накануне они с Таней остановились в доме, расположенном неподалеку от кафе, где обедали. Хозяйку не пришлось уговаривать пустить на ночлег. Одинокая женщина по имени Ирина охотно взяла двух девушек, представившихся журналистками из Украины. Сербка определила им небольшую комнатку с единственным выходящим на улицу окном. Кровать, в изголовье которой на стене было закреплено распятие, небольшой шкаф для белья и пара стульев представляли весь ее интерьер. Вечером немногословная хозяйка накормила их ужином, после чего они отправились спать.

Осторожно, чтобы не разбудить спящую на одной с ней кровати Таню, Верона встала и подошла к окну. На улице стоял сильный туман. Прямо напротив дома гудел бронетранспортер, на котором сидело несколько солдат «KFOR». Провожая взглядом снующих по тротуарам людей, они о чем-то громко переговаривались. Она поежилась. Было холодно.

Сзади едва слышно скрипнула дверь. Верона обернулась. В комнату вошла хозяйка. Как выяснилось, в девяностых у нее жили российские десантники. Языки походили, и женщина быстро освоила русский.

– Просили разбудить, – она застенчиво улыбнулась.

– Спасибо! – не открывая глаз, ответила Таня. – Я уже не сплю.

Женщина вышла.

Таня тут же встала.

– Сколько времени?

– Почти девять, – бросив взгляд на часы, ответила Верона и стала одеваться.

Девушки быстро привели себя в порядок и прошли в гостиную, где уже был накрыт стол. Чай, рулет из тыквы, сыр и немного нарезанной тонкими ломтиками колбасы. Таня с жадностью набросилась на еду. У Вероны по-прежнему не было аппетита, но она через силу съела несколько бутербродов.

– Очень тяжело добраться из Митровицы в Приштину, – неожиданно заговорила хозяйка, печально глядя на Таню. Она уже узнала в ней лидера.

– Ничего, – отмахнулась девушка, размазывая по куску хлеба тонким слоем масло.

– С этой стороны ничего не ходит, – продолжала женщина. – Албанцы злые. Закона нет.

Она очень сильно искажала слова, но Верона дословно понимала ее. Складывалось впечатление, что хозяйка пытается предотвратить их поездку.

– Есть маршрутное такси, – Таня стала заметно нервничать. – Мы уже все узнали.

– Да, – подтвердила хозяйка. – Оно идет в Грачаницу через Приштину. Но сербы там не выходят. Албанская молодежь часто подбегает к людям, не похожим на них, и спрашивает время. Если ответишь не на их языке, они позовут взрослых. Могут убить, – едва слышно закончила она.

– Зачем вы нам это рассказываете? – неожиданно зло спросила Таня. – Мы не первый раз едем этой дорогой.

– Это удивительно, – хозяйка пожала плечами.

Было заметно, что она по-настоящему волнуется за гостей. Вероне стало ее жалко, и она решила сменить тему:

– А вы одна здесь живете?

Женщина отодвинула от себя тарелочку с остатками тыквенного рулета и положила на стол локти:

– Сын живет в Черногории. Раз в неделю привозит товар. Я торгую.

Верона видела в коридоре упаковки с напитками и догадалась, что Ирина занимается торговлей.

– А здесь вы совсем одна? – спросила Верона и поймала на себе осуждающий взгляд Тани.

– Муж был. Убили. Дочь пропала. – Она смахнула набежавшую на глаза слезу, вскочила и, суетливо составив стопочкой тарелки, вышла прочь.