– Хочу что-нибудь смотреть! – ревел Финн, а Генриэтта орала:

– Мама плохая! Мама дура! Мама попа!

– Уаааааааааа! – надрывался Леандер.

Тони уселась с малышом на кухонном столе и расстегнула блузку. По крайней мере, «уааааааааа» прекратилось. Оставались Финн с Генриэттой.

– Ты не должна этого терпеть, – сказала я.

– Ах не должна? – агрессивно спросила Тони. – И что я, по-твоему, должна предпринять?

Я повернулась к детям.

– Пора спать, – строго сказала я. – Вы немедленно отправитесь наверх, почистите зубы и наденете пижамы.

Ничего не произошло, не считая того, что рёв усилился.

Тони иронически вздёрнула бровь.

– Да, и пусть Генриэтта поменяет брату памперс, а он перестелет её кровать. Туда помочился проклятый хомяк, который бесследно исчез сегодня днём. Ну, не совсем бесследно, перед этим он уписал постель.

Я должна была согласиться, что всё не так просто, как кажется на первый взгляд.

– А где Юстус? – спросила я. – Мне кажется, что он по крайней мере вечерами мог бы быть дома и вносить свой вклад в семейную жизнь.

Тони фыркнула.

– Представь себе, мне тоже так кажется. Но Юстус говорит, что для того, чтобы у нас вообще была семейная жизнь, он должен работать сверхурочно.

– Тони, а когда ты поняла, что у вас с Юстусом серьёзно?

– Ну, – ответила Тони, – наверное, когда я забеременела и мне не оставалось ничего другого, как выйти за него замуж.

– Ну, кроме шуток. Ты же знала это ещё до того, да? То есть до того, как ты с ним…

– Ну, вполне возможно, что ещё до этого я стала считать, что он моя половинка, – сказала Тони. – Лунный свет, пара бокалов вина… Но ты знаешь, это чувство довольно быстро рассеивается. Генриэтта! Оставь в покое фикус! Он новый и к тому же стоил кучу денег. – Повернувшись ко мне, она добавила: – По фэнг-шую он якобы должен улучшить энергию в этом помещении, говорит мама. Ну, он долго не продержится, но попытаться стоит.

– Я думаю, домработница быстрее улучшила бы энергию в этом помещении, – сказала я.

– Да, но Юстус не хочет никаких домработниц. Он говорит, что ему неприятна сама мысль о том, что чужие люди будут убирать за ним грязь. – Тони вздохнула. Леандер закончил есть (он кушал очень быстро, это был его способ выживания, который при наличии старших брата и сестры был ему совершенно необходим), и Тони сунула его мне в руки.

– Осторожно, он может срыгнуть или покакать. Утром Финн протолкнул ему в рот дольку мандарина, и она до сих пор не вышла. – Она огляделась. – Ты когда-нибудь видела такой ужасный беспорядок, включая меня?

Я покачала головой.

– Мы сейчас всё это разгребём. Ты отведёшь старших в постель, а я наведу здесь порядок, поглаживая Леандера по животику. Ты уже начала сцеживать молоко?

– Литрами, – ответила Тони. – А мы не можем поменяться? Я приберусь здесь, а ты уложишь детей?

– Не вопрос, – согласилась я. Но дети непременно хотели, чтобы их укладывала «плохая мама-попа». Судя по крикам, доносившимся сверху, мне с уборкой перепала более приятная работа. Я дождалась, что Леандер покакал (мандаринка опять не вышла), уложила его в колыбельку и принялась убирать. Уборка может принести большое удовлетворение, потому что каждое действие приводит к улучшению. Я поставила книжки с картинками на полку, игрушки разложила по коробкам, отскребла грязь с кухонного стола и Финнова стульчика, загрузила и включила посудомоечную машину, выдраила руками четыре грязнющие кастрюли (все со шпинатом), протёрла рабочие поверхности и отмыла плиту. Поскольку сверху всё ещё доносился рёв, а Леандер продолжал что-то лепетать в своей колыбельке, я достала из кладовки пылесос, пропылесосила диван и пол, удалив килограммы раздавленного печенья, и отскребла с потолка окаменевшие остатки жаркого из булгура. Результат был потрясающий, и к тому же выявился замечательный побочный эффект: мой пульсометр показывал сто двадцать два удара в минуту.

Когда я убрала пылесос обратно в кладовку и собралась начать мытьё (большая часть грязи въелась в пол и пылесосу не поддавалась), зазвонил мой мобильник.

– Ну? Как у нас с бегом? – осведомилась Карла.

– Ох, бег… Ну, я ещё к нему не приступила, но мой пульс…

– Ханна! Старая ты Брюква! Никаких отговорок! Ты тут же натянешь кроссовки и побежишь вокруг квартала! Бега вполне достаточно, если твой пульс будет около ста двадцати!

– Но…

– Никаких «но»! – строго оборвала меня Карла. – Ты же не хочешь сегодня тучек в календаре?

Нет, я, конечно, не хотела. Ужас – тучки в календаре – как я это переживу?!

Я вздохнула.

– Уже темно, Карла.

– Ничего страшного, – ответила Карла. – На улицах горят фонари.

– Но мне ещё надо сварить суп…

– Хоп, хоп, хоп, натягивай кроссовки, Брюква! – взбодрила меня Карла. – Подумай о Борисе!

– Извини, – сказала я Тони, которая с поникшей головой и потухшим взглядом спускалась по лестнице. – Прости, мне надо идти. Но мыльная вода ещё тёплая…

– Хорошо, спасибо, – рассеянно ответила Тони. – Возможно, я потом ещё приму ванну. Просто сначала мне надо найти проклятого хомяка. Ты случайно его не видела?

Я покачала головой.

– В кладовке как-то странно пахнет. Может, он там спрятался?

– Нет, – сказала Тони. – Вонь осталась от бутылки с молоком, которая протекла там на рождество. Разлагающийся хомяк пахнет по-другому, можешь мне поверить. Кроме того, он пропал только сегодня. Ах, Ханна, побудь ещё немного! Мне бы так хотелось поговорить со взрослым человеком!

– Прости, не могу, – ответила я. – Мне действительно надо…

– Ладно, – вздохнула Тони и сделала неописуемо печальное лицо. – Вряд ли мы мирно посидим, я снова начну орать, поэтому иди себе спокойно. По крайней мере одной из нас предстоит приятный вечер.