Он встал, избегая ее взгляда, и поставил на стол пустую чашку.

— Да, заслуживает, — тихо произнес он.

— А поскольку она не молодеет, не знаю, может ли она ждать следующего сезона.

Брайс удивленно воззрился на леди Элверстон:

— Ждать следующего сезона для чего? Леди Элверстон рассмеялась:

— Ну, для предложения, конечно. Марта сообщила мне, что к ней с визитами приходит много джентльменов, я думаю, возможно, даже сам герцог Греншем появлялся.

Скрестив руки на груди, он надменно заявил ей:

— Она не примет никакого предложения от герцога или любого другого из ее визитеров.

Леди Элверстон посмотрела на него с деланным недоверием.

— А почему нет? У нее хорошее происхождение, она, несомненно, красива внешне, она поразительно четко ведет твои счета, и все, кто окружает ее, поистине одарены ее безграничной любовью. — Она намеренно помолчала. — Я что-то упустила? — Лучезарно улыбаясь, она как будто искала его помощи в перечислении привлекательных для брака, достоинств Пейшенс.

Брайс повернул стул, и как ни в чем не бывало сел, положив руки на спинку, только скула его слегка подергивалась, и леди Элверстон поняла, что добилась желаемого эффекта.

— Да, она не умеет ездить верхом, она суеверна, она постоянно подвергает себя опасности, чтобы помочь окружающим.

Леди Элверстон кивнула:

— Я понимаю, о чем ты. Хорошая посадка в седле определенно ценится в свете, суеверие свидетельствует о довольно переменчивом настроении, хм-м… даже о непостоянном характере. Что касается подвергания себя опасности ради других, ну, это просто смешно. В конце концов, первый инстинкт всех людей — это выживание. Представь себе такую эгоистичную девушку, думающую о других, а не о себе. — Она встала, чтобы завершить разговор.

— Я, несомненно, рад, что вы проинформировали меня о недостатках Пейшенс. Теперь я вижу, как ошибался, и поиски мужа для нее будут гораздо сложнее, чем я предполагал.

Брайс встал со стула, чтобы возразить давнему другу. С явным блеском в глазах он добавил:

— И если вы позволите мне закончить… Внешние проявления в свете не имеют для меня никакого значения, и, если на то пошло, для Пейшенс тоже, меня не волнует, захочет она ездить верхом или нет. Я нахожу некоторые ее суеверия очаровательными, и она нуждается во мне, потому что когда Пейшенс заботится обо всех окружающих, нужно, чтобы кто-то заботился о ней. И мне, несомненно, приятно ей угодить. Ее сострадание и преданность не могут сравниться ни с кем среди моих знакомых. Она научила меня надежде, научила верить в доброту людей, когда я был убежден в обратном. И еще действительно пугающему, совершенно чуждому чувству под названием «любовь». Я ее прилежный ученик, и мне еще многому надо учиться. До Пейшенс я поклялся никогда не жениться до того, как смерть Эдварда будет отомщена. — Его лицо затуманилось, когда он вспомнил ночь, когда произнес эту клятву. — Но я нахожу, что мне не терпится как можно скорее сделать ее моей. — Он замолчал, вдруг осознав, что это был первый раз, когда он открыл свою уязвимость кому-то, кроме самого себя и своего друга.

Леди Элверстон махнула рукой, как будто шлепая его:

— Ах ты, лгунишка, ты смущаешь меня! Я позвала тебя сюда, чтобы убедить тебя, что если ты в здравом уме, то должен жениться на этой девушке.

Брайс похлопал себя по нагрудному карману.

— Лицензия на брак уже готова, — сказал он ей с улыбкой.

В конце концов, ему удалось лишить леди Элверстон дара речи. Она была потрясена настолько, что могла лишь смотреть на него и недоуменно качать головой. Полностью оправившись, она подняла тонкую бровь.

— Ты уже сказал Пейшенс о своих чувствах?

— Не очень пространно, но мои намерения были вполне очевидны. Если у нее есть сомнения, сегодня вечером я проясню их, — Словом или делом, подумал Брайс. Его мужское достоинство шевельнулось в предвкушении. Он многозначительно помолчал. — Не присоединитесь ли вы с лордом Элверстоном к нам для объявления-сюрприза сегодня вечером на Корт-Ярд-лейн, 75?

Леди Элверстон ответила:

— Это было бы для нас исключительным удовольствием. Это требует праздника. Я знаю, что она сделает тебя очень счастливым.

Брайс просиял.

— В этом, мадам, у меня нет сомнений.

Салли заглянула в щелку двери парадной гостиной. Тетя Пейшенс опять плакала. На этот раз она не издавала никаких звуков, слезы просто текли по ее щекам, и она то и дело вытирала их платком.

Маленькая девочка держала в руке свою куклу, Весну, за шею и думала, не пойти ли за тетей Мартой или тетей Меленрой, может быть, они знают, как развеселить тетю Пейшенс.

— Дай-ка, я посмотрю, — настойчиво зашептал ей на ухо Лем, оттолкнув ее от двери. Маленький лакей прищурился, глядя в щелку, потом вздохнул и хмуро посмотрел на Салли, которая жадно смотрела на него! — Она все еще плачет.

— Я знаю. Я смотрела на нее, пока ты не оттолкнул меня, — сердито ответила Салли.

— Почему девчонки все время плачут? — пробормотал Лем.

Салли выпрямилась.

— Мы не плачем все время, а только когда нам грустно. Например, когда я потеряла куклу. — Весна висела, забытая, в ее руке.

— А почему мисс Пейшенс грустно? Кто-нибудь должен сказать об этом хозяину.

Салли печально покачала головой:

— Но его здесь нет, чтобы помочь тете Пейшенс. Лем посмотрел куда-то мимо светлой головки Салли.