Шрифт:
Охо-хо. Пять уж лет тому, а вспомнит княгиня, и от страху сердце заходится. Хотя именно там и встретила она суженого своего, примчавшегося садить на Рязанский стол брата ее, Ингваря Игоревича.
— Ах ты, чадо мое милое, — шепчет ласково Феодосья Игоревна сыну, и слеза по щеке у нее катится. Жалко ей ребенка, страшно за него.
— Феодосья Игоревна, — кричит от окна Прасковья, — колесница у терема!
И хотя от дворца в собор можно по верхнему переходу пройти, но сегодня день особенный: только на колеснице к собору подкатить надобно.
Как ни печалилась княгиня в светлице, а из терема на крыльцо к народу вышла с лицом приветливым, улыбчивым. Пусть знают, праздник большой у князя — пострижение сына его, Александра Ярославича. Вот он — виновник торжества — стоит рядом с княгиней. На нем кафтанчик зеленого атласа с золотым узором, такая же шапка, соболем отороченная. Червонные портки и сапожки легкие желтого сафьяна. Волосы черные до плеч волнами спадают. Не княжич, а икона писаная.
А народу на княжьем дворе что на торжище: бояре, гридни [2] , тиуны [3] , милостники [4] . И все званы на праздник самим Ярославом Всеволодачем, и всех не только сытное угощение ждет, да меды хмельные, да веселье, но и подарки богатые. Знают они: Ярослав Всеволодич щедрый хозяин, широк душой. В лучших платьях своих все съехались. Даже челядь [5] княжеская сегодня щеголяет в новых однорядках [6] . Загодя сам князь строго повелел, чтоб в сей день ни один не явился на дворе его в холщине или, упаси бог, в лыченцах [7] . Коли нечего надеть — сиди на печи, не срами князя.
2
Гридни — телохранители князя, дружинники.
3
Тиун — судья, местный управитель.
4
Милостаик — любимец, пользующийся милостью господина.
5
Челядь (чадь) — холопы, слуги.
6
Однорядка — долгополый кафтан без ворота.
7
Лыченцы — лапти.
И на обряд пострижения он позвал не какого-то там священника, а самого епископа Симона — бывшего игумена Рождественского монастыря из Владимира. Пусть он своей высокой рукой благословит сына Ярославова. Владыка вчера еще приехал в Переяславль и ждет уже княжича в соборе святого Спаса.
Только села княгиня с княжичем в колесницу, застланную дорогими коврами, как ударили колокола соборные. И поплыл звон их торжественный над полями да весями [8] окрестными.
8
Весь, веска — село, деревня.
От суеты, шума, криков совсем закружилась голова у княжича. От счастья и страха замирало сердце. Онемел мальчик: ни слова сказать, ни головой кивнуть.
Вот и собор златоглавый. Народу здесь еще больше, чем на подворье, но путь к притвору свободный. Для него, для княжича, уготован.
Не помнил княжич — сам ли слез с колесницы, ссадил ли кто его. Даже слов матери не расслышал, но по тому, как она легонько толкнула его в спину, понял — идти надо.
Он шел между двух живых стен, едва сдерживаемых дружинниками и жадно обозревавших его сотнями глаз. Подошел к высоким вратам, ведшим в собор, приостановился и, как учила его вчера мать, трижды перекрестился.
В соборе свечей что звезд на небе. Отражаются они, переливаясь, в позолоте дорогих окладов и риз. Вверху куда и смотреть страшно, синеватую полутьму пронзают солнечные лучи, врываясь через узкие оконца под куполом. Оттуда сверху, заполняя весь собор, льется чудное пение.
И в соборе народу немало, но тут уж простых не видно — бояре, воеводы, думцы [9] и милостники княжеские. Парча и шелк, застежки золотые, узорочье [10] . Затеряться среди этого всего мальчику впору. Ан нет же, еще и взором охватить всего не успел, а перед ним седой и осанистый старик в митре [11] , руку ему сухую, темную протянул. Риза на старике так густо золотом изузорена, что и цвета ее не угадать.
9
Думцы — советники
10
Узорочье — дорогие разукрашенные веши (оружие, платье).
11
Митра — архиерейская шапка.
Княжич догадался, что это и есть епископ Симон, но руки ему не подал. Где ему знать было, что одно прикосновение к этой длани [12] люди за великое счастье почитают.
Все понял старец, но виду не подал, не зря мудрым слыл. Размашисто перекрестил ребенка и тут же сам взял маленькую ручку не крепко, но властно.
— Идем, чадо мое, — молвил Симон и повел Александра к престолу. У самых царских врат высокая пуховая подушка в алой наволоке. К ней и подвел Сямон княжича. — Сюда, дитя мое.
12
Длань (долонь) — ладонь.
Александр знал, что подушка эта ему предназначена, и уж подумывал, как бы ловчее вскочить на нее, чтобы не упасть принародно. Но тут владыка подхватил его под мышки, поднял легонько и усадил на эту пуховую гору.
Теперь княжич лицом к людям оказался. И сразу же увидел в первом ряду отца своего Ярослава Всеволодича. Из-под корзна [13] богатого виднелся блестящий бахтерец [14] , туго облегавший широкую грудь князя.
Ярослав ободряюще кивнул сыну, подмигнул весело. И оттого стало княжичу легко и свободно на душе.
13
Корзно — длинный плащ, оставлявший свободной правую руку.
14
Бахтерец — доспех, набирался из плоских полуколец и блях, которые нашивались на бархатный полукафтан.
У самого уха Александра лязгнуло железо. Княжич невольно мотнул головой и услышал голос Симона:
— Приспел час бысть те мужем, чадо мое. Учиним же обряд сей, яко пращуры наши чинили.
Говоря это, епископ щелкал ножницами на затылке у Александра, подрезая его черные локоны и складывая их на поднос, который держал церковный служка.
После этого начался торжественный молебен, тянулся он долго и очень утомил княжича. Он уже не чаял дождаться конца, когда заметил легкое движение в первом ряду. И увидел отца, шагнувшего навстречу епископу.