Шрифт:
На бланке сверху стояло: Ставка. Начальнику Штаба.
Дальше шёл текст, который мы найдём ниже. Но в этом, первоначальном, тексте везде вместо имени великого князя Михаила стояло имя наследника-цесаревича Алексея. Подпись внизу, сделанная карандашом рукою Николая, была покрыта лаком.
— Отправьте теперь же, генерал!.. И посмотрим, что даст Господь!..
Рузский положил историческую бумагу в карман и, откланявшись, поспешил в штаб, чтобы передать по назначению последний манифест Николая…
Этого не удалось сделать…
— Срочная! — подавая Рузскому телеграмму, встретил его адъютант чуть ли не на пороге помещения штаба.
Телеграмма гласила: делегаты Временного правительства, А. И. Гучков и В. В. Шульгин, сегодня должны прибыть в Псков для переговоров с Николаем.
После короткого раздумья Рузский решил не передавать в Ставку манифеста до приезда делегатов; не вынимая из кармана отречения Николая, вернулся на станцию и лично вручил депешу из столицы отрёкшемуся государю.
Новая весть почему-то обрадовала Николая: лицо оживилось, глаза заблестели.
— Будут делегаты… Отлично… очень рад их видеть… А когда они выехали из Петрограда?
— В три часа пятнадцать минут, ваше величество.
— А когда могут быть?.. Не знаете? Ну конечно… Теперь движение совсем спуталось… Ну хорошо… Я подожду… Я не уеду в Ставку, не повидавшись с ними… Как только они прибудут, пускай ведут их ко мне…
И, взволнованный, он отпустил Рузского.
Генерал распорядился, чтобы о приезде делегатов прежде всего доложили ему, в особый вагон, отведённый в царском поезде для главнокомандующего по распоряжению Николая.
Около десяти часов вечера Воейков и Нилов встречают Шульгина и Гучкова, прибывших поездом, и ведут их прямо в вагон к Николаю. Гучков, слегка бледный и с виду спокойный, держится напряжённо; Шульгин, небритый, в дорожном платье, плохо умытый, усталый от бессонницы и волнений, бодрится, но выдаёт своё волнение и нервными движениями, и каждым мускулом измятого лица.
В ярко освещённом светло-зелёном вагоне делегацию встречают граф Фредерикс и генерал-майор Нарышкин, приглашённый в качестве секретаря.
Сейчас же появляется и Николай в красивой форме кубанских пластунов, в серой черкеске с алым башлыком.
Очень приветливо и любезно поздоровавшись с обоими делегатами, он пожал каждому руку и указал места: Гучкову рядом с собою, Шульгину — напротив. Фредерикс сел немного поодаль, а за вторым небольшим столом в углу вагона поместился начальник походной канцелярии царя Нарышкин, готовый записывать предстоящую историческую беседу.
Едва заговорил Гучков, как в вагон вошёл генерал Рузский, извинился перед государем и занял место рядом с Шульгиным.
Негромко, но решительно, видимо, сильно волнуясь, заговорил Гучков. Не глядя на сидящего рядом Николая, положив небольшую сильную руку на край стола, повёл он плавно и ровно свою речь, очевидно, хорошо обдуманную и подготовленную во время долгого пути.
Николай внимательно слушал, стараясь сдержать подёргивание мускулов на бледном лице. Только расширенные зрачки глаз выдавали внутреннюю тревогу этого человека в серой черкеске, да вздрагивал в руке карандаш, концом которого он всё время поглаживал свои усы…
Гучков бесстрастно перечисляет войска, перешедшие на сторону народа.
— Собственный конвой вашего величества вчера явился в Государственную думу и заявил, что признаёт власть Временного правительства…
— Да… Положение тяжёлое… Просто безвыходное! — прозвучал голос Николая.
Карандаш скользнул вниз, к листку бумаги, лежащему на всякий случай на столике… Выводя карандашом всякие узоры, Николай между тем условным шифром набросал строки следующей телеграммы:
«Ц. Село. Генералу Иванову. Государыне Александре Фёдоровне.
Верно ли, что собственный конвой изменил?
НИКОЛАЙ».Гучков, ничего не замечая, продолжает говорить:
— Изо всех крупных городов приходят извещения о полном единении с Петроградом. Сибирь откликнулась чуть ли не раньше всех остальных областей… Дон, Кавказ, Крым… Вся земля заодно. Нет разногласия, нет колебаний… Новыми путями решила пойти Россия. И возврата нет!
Единственный выход для вашего величества, по-моему, — заканчивает Гучков, — отречение от власти в пользу наследника-цесаревича. Регентом должен быть Михаил Александрович. Это — мнение исполнительного комитета Временного революционного правительства, всех людей, желающих спасения и блага земле… Спасения от разгрома немецкого, от анархии и бунтов по всей стране.