Вонляр-Лярский Дмитрий
Шрифт:
От русского посла в Вене пришла шифрованная телеграмма. Он срочно испрашивал инструкций: австрийского императора официально посетит на днях, проездом, Фердинанд, князь Болгарский. [346]
Этот неуёмный интриган был у Извольского на подозрении: нащупывает, надо думать, почву — нельзя ли под шумок, без предварительного согласия России, объявить Болгарию независимым царством. Но свой недавний личный сговор относительно Балкан с новым австрийским канцлером Извольский признал полезным хранить в строгой тайне даже от полномочных представителей России на местах. Один из них неосторожной болтовнёй мог выдать всю его искусную игру берлинским соглядатаям. Он и прикидывал, сидя за спиной Софи, что выгодней: предупредить ли посла, осветив ему политическую подоплёку, или просто отписаться?
346
Речь идёт о посещении Франца-Иосифа (1830–1916) Фердинандом I (1861–1948), герцогом Кобургским, болгарским князем (с 1887 г.).
Открылась сцена. На этот раз она изображала расписную горницу княжеского терема. В углу её одиноко сидела и распевала бенефициантка, жалуясь под скрипичные трели в синкопу [347] , что муж-молодожён её забрасывает.
Софи почти не отдавала себе отчёта в том, что происходит вокруг. Она была как в полусне. Издали долетал чей-то густой, певучий, чуть надтреснутый женский голос.
— «Где же ты, былая радость, — всё настойчивее повторял он. — Ужель навек исчезнул он, живой любви волшебный сон…»
347
Синкопа — пропуск сильной доли такта, переносит ритмический упор на предшествующую слабую долю и этим нарушает плавность ритма. Создаётся ритмический перебой, вносящий в музыку остроту и взволнованность.
Ей казалось, что кто-то нарочно не то подсмеивается над ней не то пытается её разжалобить.
— Comment se fait-il que nous n'en soyons pas a la fameuse polonaise? [348] — проговорила баронесса со скучающей ноткой в голосе.
Её соседи справа в недоумении переглянулись.
— Mais alors ce n'est pas «Жизнь за царя» [349] qu'on nous donne ce soir? [350]
Тётя Ольга укоризненно протянула ей программу спектакля.
348
Почему мы до сих пор не добрались до пресловутого полонеза? (фр.).
349
«Жизнь за царя» (1836) — опера М. И. Глинки (1804–1857).
350
Так, значит, сегодня идёт не «Жизнь за царя»? (фр.).
Баронесса, наморщив лоб, стала вглядываться в не совсем привычную для неё русскую печать.
— …Un poeme de Pouchkine. Je n'y etais plus du tout… [351]
Князь Жюль, слегка обиженный на Тата за её заигрывание с турком, прислушался и заявил, приглаживая баки:
— Au fond e'est le meme «обожествлённый мужик», mais avec un tantinet d'impertinance [352] .
Сашок почувствовал, что очередь за ним:
— Dame, l'exaltation monarchique d'un Glinka faisait plutot defaut au grand poete. Il se permettait par exemple la licence de dire [353] : «Николай Палкин»!
351
Поэма Пушкина. Я совсем запуталась… (фр.).
352
Тот же, в сущности, «обожествлённый мужик», но чуточку с наглостью (фр.).
353
Что же, великий поэт, пожалуй, был чужд монархической экзальтации Глинки. Он мог позволить себе такую, например, вольность (фр.).
— А по рассказам покойного Нессельроде, он пуще других пресмыкался, добиваясь камер-юнкерства, — вставила с осведомлённым видом княгиня Lison, состоявшая в родстве с семейством Гончаровых.
Тата насмешливо взглянула на князя Жюля:
— C'est bien russe! [354]
Тот окончательно на неё обиделся:
— Пушкины, конечно, в бархатной книге [355] , но поэт был самой подозрительной помесью. D'abord — e'etait un quarteron [356] .
354
Совсем по-русски! (фр.).
355
Бархатная книга — родословная книга знатных русских боярских и дворянских фамилий. Составлена в 1687 г. Включала «Государев родословец» 1555–1556 гг., родословные материалы второй половины XVI–XVII вв.
356
Во-первых, он был на четверть негр (фр.).
Сашок не выдержал:
— Стыдитесь! Пушкин создал тот прекрасный русский язык, который мы теперь коверкаем.
Оркестр заиграл порывисто и быстро, на две четверти. Звуки голоса усилились и точно молоточками выстукивали по темени Софи на все лады:
«Бы-ло-го-сча-стья-мне-не-во-ро-тить».
— Пушкин… — продолжал шипеть на собеседников Сашок. — Да почему бы вам не уличить его уж заодно в дешёвом фатовстве и в нерадении по службе?..
Сашку не полагалось быть серьёзным и скучным. Тётя Ольга его прервала:
— Сами-то вы, голубчик, до скончания века, что ли, собираетесь застрять причисленным где-то камер-юнкером?
Острослов мгновенно понял и без запинки выстрелил с притворной мрачностью:
— Hasta la muerte! [357]
— Mes compliments [358] , — раздался слащавый голос Извольского. — Pourquoi ne pas venir me demander un poste dans la carriere? [359]
Склоняясь в сторону тёти Ольги, министр процедил неторопливо:
357
До самой смерти! (исп.).
358
Поздравляю (фр.).
359
Почему не обратился ко мне с просьбой о назначении на дипломатический пост? (фр.).
— Много ли у нас послов и посланников, способных щегольнуть ex abrupto непримиримым испанским девизом последнего авиньонского папы [360] !
Он как бы намекал влиятельной старухе: посудите сами, что за молодчина рулевой, уверенно ведущий лодку поперёк порожистой реки, хотя на вёслах не Бог весть какие гребцы.
Насчёт инструкций в Вену его решение было принято: пусть лучше блуждают по-прежнему в потёмках; если слишком наглупят, будет только удобный предлог отделаться от теперешнего посла и выдвинуть на этот завидный пост кого-нибудь из богатых добрых приятелей.
360
Имеется в виду Григорий XI (1370–1378). Во время войны с Флоренцией сумел сыграть на национальных чувствах, провозгласив борьбу против чужеземного французского ига; двинул наёмную бретонскую банду во главе с кардиналом Робертом из Женевы на Рим. В сентябре 1377 года кардинал Роберт устроил резню в Чезене, поднявшей патриотическое знамя против «проклятого авиньонского флага». Эта кровавая баня, связанная с именем Григория XI, увековечена флорентийским поэтом Франко Сакетти в канцоне «Папа — губитель мира».