Пруденс взглянула на Кейта Бергойна, который снова ворвался в ее жизнь, чтобы спасти, но учинил хаос и катастрофу. Толлбридж ушел. Они остались вдвоем.

Кейт мягко поднял ее с кресла, хмуро разглядывая синяк на щеке.

— В один прекрасный день он за это заплатит.

Забота снова пробудила жизнь в Пруденс. Кейт необузданный, безрассудный, неистовый, но он заботится о ней.

— Обними меня, — попросила она.

Кейт заключил ее в кольцо сильных теплых рук, как уже сделал это однажды, когда ее беда была куда меньшей. Пруденс никогда этого не забывала. Прижавшись к нему, она понемногу успокаивалась, вдыхая запахи его одежды. Они были не из тех, что обычно очаровывают женщин, — пахло старой шерстью и кожей, табаком и приключениями, но это были те самые запахи, что хранились в ее памяти с их прошлой встречи.

Запахи из дома во «Дворе белой розы».

Из разговора с примесью бренди, разговора людей, у которых нет ничего общего, но которые так хорошо понимают друг друга. Кейт был единственным человеком, с которым она чувствовала такую связь. Связь, позволившую ей попросить о поцелуе. Который привел к нежным незабываемым объятиям.

Как эти. Но эти последовали за катастрофой.

Пруденс заставила себя немного отстраниться и посмотрела на него:

— Что теперь будет?

— Я отвезу тебя в дом Толлбриджа.

Откуда она и приехала сюда, как заключенная, которую привезли к виселице.

— Там на всех окнах нижнего этажа решетки.

— Тогда ты будешь в безопасности. Идем.

Кейт неправильно истолковал ее слова. Прошлой бессонной ночью Пруденс собиралась сбежать, но не видела способа выскользнуть через окна на верхних этажах, а нижние были схвачены узорными, но очень крепкими решетками. Ее предупредили о том, что парадная и задняя двери снабжены специальной сигнализацией, дабы разбудить весь дом, если ночью их кто-то откроет изнутри или снаружи. Так что намеренно или нет, но Пруденс оказалась заперта не хуже любого узника в тюремной камере.

Теперь она вернется туда, все еще не зная своей судьбы. Конечно, разговор шел о браке, но это просто хитрость. Кейт Бергойн не хочет жениться на ней, и она не хочет выходить за него.

Правда.

Он незнакомец, и к тому же безрассудный и безответственный.

Но что ее ждет? Дрейдейл ее погубил, а Эрон, что называется, умоет руки…

Кейт Бергойн вывел ее из ризницы через боковую дверь, и они вышли в проулок. Свежий воздух, вид травы и деревьев вернули Пруденс к реальности.

Поблизости кучками стояли люди, жадные до продолжения драмы.

— Улыбайся! — велел Кейт.

Пруденс старалась изо всех сил.

Подкатила карета Толлбриджа, с которой уже сняли свадебные украшения. Распахнув дверцу, Кейт помог Пруденс сесть. Толлбридж был уже внутри, деликатно заняв заднее сиденье. Когда карета свернула на улицу, зеваки подались вперед, всматриваясь в нее, как птицы, выискивающие червяка.

— Опустить шторки? — спросил Кейт Бергойн.

— Нет. Тогда вообразят, будто мы виноваты или стыдимся.

— Браво! — Кейт поцеловал ей руку.

Толлбридж наблюдал за ними, как всегда, орлиным взором. Наверное, важно, что он верит в их романтическую историю. Пруденс старалась играть свою роль, но отстраненно, словно это произошло не с ней и не здесь. Она смотрела на свою руку, которую держал Кейт. Манжета его рубашки была забрызгана кровью.

Несмотря на ярость и пьянство при их первой встрече, она лелеяла память о Кейте Бергойне, но он мог не хранить о ней таких романтических воспоминаний. Как поверят в ее целомудренность, если внезапно объявившийся возлюбленный забракует ее?

Никто в Дарлингтоне ее не примет, сплетни разойдутся по всей округе. Если Эрон позволит ей остаться в своем доме, она окажется в положении опозоренной бедной родственницы, которую в любой момент могут выставить вон.

Похоже, открыть школу в Нордаллертоне — это ее единственная надежда.

Пруденс чуть шевельнула рукой и задела спрятанный под юбками нож, заткнутый за подвязку, тот самый нож, которым она когда-то грозила Кейту. Она специально сделала ножны, чтобы взять нож с собой на свадьбу.

Этот поступок был скорее символическим, но свидетельствовал о ее крайнем отчаянии. Она страшилась первой брачной ночи, а интуиция подсказывала, что в таком супружестве надо опасаться и дня. Пруденс выведала, что могла, о второй жене Дрейдейла, слабой и болезненной женщине. Оказалось, что до брака с ним она не была слабой и болезненной.

И Пруденс решила, что если жизнь ее станет совсем невыносимой, она покончит с собой.

Возможно, теперь это выход.

— Приехали, дорогая.