Шрифт:
— Не лети, — остановила ее девочка.
Кати задержалась в дверях.
— Меня зовут Мари Гараш, — сказала большеглазая, догнав Кати. — Смотри, а у нас с тобой ленты совсем одинаковые!
— Ага! — кивнула Кати и спросила: — Ты знаешь, кто это там, на картине?
— Который? Тот, что с усами? — уточнила Мари.
— Нет, вон тот, в фуражке, — показала Кати на фотографию в золотой рамке.
— Так ты и этого не знаешь? — ужаснулась Мари Гараш. — Это же Гагарин! Который к звездам летал!
— Ну и проваливай! — буркнула Кати и отвернулась.
Она страшно рассердилась. И не в том вовсе дело, что на ее вопрос Мари сказала: «Ты и этого не знаешь!» Если б знала, не спрашивала бы, ясное дело, но за нос себя водить она не позволит! К звездам он, видите ли, летал! Еще чего придумает! На крыльях может человек взлететь к звездам, про это Кати и сама уже слышала, но чтоб вот этот, в простой солдатской фуражке… Надо же такую чушь выдумать!
Но на следующем уроке она все же то и дело поглядывала на фотографию. Уж очень уверенно смотрит молодой военный на классную доску, — может, большеглазка все-таки правду сказала?
А только зря этот военный улыбался, глядя на доску; тетя Дёрди написала там такой сложный пример на умножение, что Кати уж и не чаяла дожить до звонка.
На этот раз она первой вылетела из класса, чтобы не слышать, как командует дежурный и гонит всех вон. Она остановилась в оконной нише и стала смотреть во двор. Пересчитала деревья, потом кусты, потом опять деревья, потому что забыла, сколько насчитала.
Коняшка остановился возле нее и хотел что-то сказать, но Кати не замедлила посоветовать ему:
— Иди-ка ты к черту!
Мальчишка исчез.
Уголком глаза Кати следила за одноклассниками. Почти все собирались завтракать и вынимали из салфеток или прозрачных нейлоновых пакетиков принесенные с собой бутерброды. У Борбалы Феньо между кусочками хлеба виднелся краешек колбасы. Кати проглотила слюну. Вот смешно: всего только два часа назад она съела на завтрак большущий кусок хлеба с маслом, но сейчас, когда все вокруг стали закусывать, у нее просто живот подвело от голода. А ведь дома она, бывало, добиралась восвояси лишь под вечер, прослонявшись целый день с ребятами, и никому из них в голову не приходило, что надо бы подкрепиться!..
И тут к ней опять подошла Мари.
— Ты не принесла с собой завтрак? — спросила она.
— Нет.
— Хочешь хлеба с маслом?
Кати в знак согласия небрежно передернула плечами.
— Отламывай! — протянула ей свой кусок Мари.
Кати протянула руку, но Мари вдруг отшатнулась.
— Ух, какие грязные у тебя руки! Поди помой сперва.
— Да мне и есть совсем не хочется! — воскликнула Кати. — А ты проваливай отсюда, слышишь?
В этот день она ни с кем больше не разговаривала.
5
— Пусти, пусти меня, я больше не буу-у-ду! Ой-ой! — во всю глотку вопила Кати и, вырвавшись, выскочила во двор.
Тетя Лаки выглянула из своей двери.
— Да оставьте уж ее, — добродушно сказала она папе, который все еще молотил Кати по спине.
С третьего этажа свесилась голова прислуги доктора Шоша.
— Ну и народ! — громко вздохнула она и изо всех сил хлопнула дверью.
Даже кошка, завидев рассвирепевшего Катиного папу, испуганно шмыгнула в подвал.
А ведь всему виной папино тщеславие. Вот и дома Надьхаю всегда твердили, что папа тщеславный. Ну зачем он пошел здесь работать в такую мастерскую, где даже телефон есть? Зачем в мастерской вязальщиков корзин телефон? Совсем это лишнее! Ведь ясно как божий день — не будь там телефона, каким образом тетя Дёрди позвонила бы папе и сообщила ему, что Кати вот уже неделю не является в школу?
Но где же тогда она шаталась изо дня в день?!
Вот об этом-то и спросил ее папа, придя домой и увидев на кухне Кати, которая с самым невинным выражением лица занималась хозяйством. Уже по тому, как папа закрыл за собой дверь, Кати, содрогнувшись, поняла, что лучше бы ей, пожалуй, приготовить сегодня не картошку, а испечь что-нибудь — папа это больше любит.
— Где ты шлялась сегодня? — рявкнул на нее папа так, что от стены отлетел кусок штукатурки.
— А картошка только что поспела, сейчас подам, — заторопилась в ответ Кати и даже вынула одну картофелину из кастрюли.