Он не жалел о своем проигрыше. Его поблагодарила та, ради которой он готов был даже пожертвовать своим теплым местом. А с шефом он объяснится. В конце концов, этот Малышев и так не слабо раскошелился. Ну не всегда удается банку оторвать квартиру с руками, ногами и кошельком заемщика.

Обливаясь слезами, Натка сделала еще одну попытку выудить ключ из унитаза, но, как и все предыдущие, эта тоже закончилась неудачей — рука нырнула в отвратительно холодную воду и нащупала шершавое дно…

Смыл, паршивец, смыл, смыл! Натка выскочила из туалета и схватила попытавшегося увернуться Сеньку за ухо.

— Смыл?! — закричала она.

Сенька, покраснев от натуги, кивнул.

— Мобильник мой где?! — Натка отпустила его ухо и заметалась по комнате в поисках телефона.

— Тоже смыл, — пискнул сын, предварительно спрятавшись за кресло. Он так удачно нашел укрытие, что Натка, как ни скакала вокруг этого кресла, не могла до Сеньки дотянуться.

— Ты мне жизнь сломал!

— Мам, не психуй…

— Что ты понимаешь?!

— Мам, я все понимаю!

Натка запустила в Сеньку диванной подушкой и вдруг вспомнила, что, кроме мобильника, в доме есть еще телефон — домашний. Она ринулась к тумбочке, на которой он стоял, но, схватив трубку, с отчаянием поняла, что не помнит ни одной цифры из телефонного номера Влада, потому что привыкла его набирать одним нажатием кнопки.

— Господи… — Натка села на пол и заревела в голос, обхватив голову руками. — Господи, да за что же мне все это…

Сенька выполз из укрытия, на четвереньках опасливо подобрался к ней и обнял.

— Отстань! — простонала Натка. — И без тебя тошно.

— Без меня, мам, тебя бы уже убили.

— Кто, господи?! Что ты несешь?! — В новом приступе рыданий она повалилась на пол — на старый, драный линолеум, пахнущий отчего-то кошками…

Сенька неуверенно погладил ее по ноге.

Раздался резкий звонок в дверь.

Натка вскочила.

— Мам, не отвечай, — взмолился Сенька, вцепившись ей в ногу. — Мама-а!!!

Волоча его по полу, она бросилась к двери. В мутном окуляре глазка увидела злое лицо Влада и истерично задергала дверь.

— Влад! Владик! Я сейчас! Сенька случайно выбросил ключ, а тут замок старый! Я взломаю его, ты только не уходи!

— Я сам взломаю, — глухо отозвался Тишко. — У меня есть инструменты.

И она увидела, как он достал из кармана то ли маленький ломик, то ли отмычку.

И еще она увидела дикий страх в глазах Сеньки.

— Нужно позвонить Лене, — пробормотала Натка.

— Я звонил, у нее телефон отключен. Она, наверное, на заседании. — Сенька выудил из кармана мобильник и протянул Натке: — Звони в полицию, мам…

Она взяла телефон и одной кнопкой — как привыкла, набрала номер единственного человека, который мог ей помочь.

— Таганцев, — прошептала она, услышав на том конце громогласное «Слушаю!». — Миленький! Меня убивают… Сына спаси…

В замке со страшным скрежетом орудовал то ли лом, то ли отмычка… Натка почувствовала, как от страха теряет сознание.

— Мам, если к двери шкаф подтащить, он не сразу войдет, — услышала она, будто сквозь вату, голос Сеньки.

Никогда еще чувство усталости не сопровождалось у меня такой восхитительной эйфорией.

Летать хотелось. Громко петь. Крикнуть: «Наша взяла!» — и победно подпрыгнуть.

Никогда, как мне казалось, я не выносила такого верного решения.

Увидев счастливые глаза Виктора Ивановича Малышева — глаза, в которых прежде не было жизни, только боль и безнадежность, — так вот, увидев их счастливыми, я поняла, что все сделала правильно.

Ради таких моментов стоит жить.

И моя мантия, как белый халат врача, — чтобы спасать жизнь. Чтобы глаза становились счастливыми вот так, сразу после нескольких моих фраз — точных, выверенных и справедливых…

А еще у меня осталось чувство, что я сделала что-то запретное.

Бросила вызов.

Другими словами — создала прецедент.

В кабинете я первым делом запустила вентилятор и сняла мантию.

Включив чайник, скинула туфли, без сил упала в кресло и положила ноги на стол, ощущая, как отливает от них кровь и легкость приходит на смену усталости.