— Пожалуйста, ну пожалуйста, не оставляй меня здесь! Не бросай меня!

Бабушка тяжело поднялась, встала, глядя вдоль коридора.

— Игорь, уносите ее.

— Да, а как вы…

— Уводите всех из здания.

Его руки беспрерывно двигались вдоль моего тела, не знаю, что он делал, но боль становилась все сильнее, наваливалась черно-красным жаром-туманом, а потом как будто что-то щелкнуло — и боль пропала. Вместе со всем телом. Я с облегчением выдохнула, когда Келдыш одним плавным слитным движением поднял меня с пола — и вдруг вспомнила.

— Нет, не вы, только не вы!..

Келдыш отвернулся от тычка моих ладоней, но не отпустил, перехватил поудобнее. Лицо его было серым и сосредоточенным.

— Да-да, только потом… все потом…

— Быстрее, Келдыш!

Голоса я не узнала. Посмотрела за его плечо — бабушка стояла к нам спиной. Очень прямая, точно стержень проглотила. Седые растрепавшиеся волосы шевелились вокруг головы — как змеи вокруг головы медузы-горгоны… Она ничего не делала, просто стояла, но я вдруг вспомнила слова Димитрова. И он меня называл страшной?

Надо мной плыл потолок, через одинаковые промежутки появлялись светильники. Я жмурилась, но совсем закрывать глаза боялась — а вдруг я засну и опять останусь одна в этом бесконечном коридоре? Надвинулась арка входных дверей… странно, но левая створка почему-то висит на одной петле, вторая вообще на земле валяется. В лицо пахнуло ночным ветром, и я крепче ухватилась за шею Игоря. Неужели вырвались?

— Целителя приволок? — спросил Келдыш.

Из темноты отозвался Борис:

— Да, Марка.

— Приволок! — передразнил высокий недовольный голос. — Выдернул прямо из кровати! Что у вас за вечный… канкан, вроде взрослые уже люди! Сюда опускай.

Меня уложили на что-то качнувшееся, точно гамак. Ткань расступалась, обволакивала…

— А ты куда? — спросил Борис.

— Надо бы мадам помочь…

— Я уже послал Анжелку, она с кобуцевскими тварями получше твоего разберется. Ты останешься здесь!

Пауза.

— И с какой это стати? — почти с любопытством спросил Келдыш. Они переговаривались надо мной, пока целитель меня ощупывал — куда быстрее и больнее, чем Ловец.

— Игорян, если с Лидией что-то… ты остаешься у Агаты один. Ты это понимаешь?

Мне эти слова не понравились — что значит «если что-то»? Я завозилась и невольно вскрикнула. Мужчины склонились ко мне, но Борис тут же отпрянул, страшно ругаясь.

— Кто ее так?!

— Пока не знаю, — сквозь зубы сказал Келдыш.

— Ты обезболивал? — спросил целитель.

— Да.

— Молодца… а что там в Институте творится?

— Не отвлекайся ты!

— Понял, не дурак, дурак бы не понял… девочку лучше пока усыпить.

— Нет! — я начала в панике хвататься за чьи-то руки. — Не надо! Только не спать!

Ладонь скользнула по моему лицу.

— Тихо-тихо, не волнуйтесь! Ей нельзя сейчас засыпать.

— Ты не понимаешь…

— Нет, это ты не понимаешь!

Сопение.

— Ну ладно, вам же хуже. Тогда держи ее. Блин, дождь еще!.. Кто там рядом есть? Сделайте зонт, что ли!

Незнакомый голос:

— Над всеми?

— Над операционным полем, болван!

— А-а-а…

— Бе-е-е! — передразнил целитель. — И свет поярче! Откуда вы только вытащили таких идиотов?

— Оттуда же, откуда и тебя — из кроватей — так что народ тоже еще не проснулся. Давай-давай, шевелись, целитель!

У целителя характер был, похоже, еще вреднее келдышевского. Он огрызнулся:

— Попрошу меня не дергать! Я не могу работать в обстановке спешки и недоброжелательства!

— Ах-ах! — снова раздался в темноте голос Бориса. — Какие мы нежные! Тогда посторонись, я сам…

— Еще чего! Тебе бы только твоих десантников-костоломов штопать, а тут работа тонкая, нежная, волшебная…

— Хватит, — очень ровно сказал Келдыш, и целитель скомандовал — совсем другим тоном:

— Начинаем. Борь, ассистируешь?

— Угу.

— Держишь, Игорь?

— Да.

Я думала, что Келдыш будет меня действительно держать — чтобы я не вырывалась или не лягалась от боли. Но Игорь просто положил ладони на мои виски: так он когда-то учил меня искать Димитрова. Но я же никуда не терялась. Я в сознании и всех слышу и вижу…