Говоря буквально, я всего не более чем полтора дня назад расстался с Блейком и Ренфру, а также и с Пелэмом. Я находился в состоянии бодрствования всего тридцать пять часов с того момента, когда моих губ так неожиданно коснулись ее губы, одарив меня самым чудесным в моей жизни поцелуем.

Откуда же тогда это ощущение, что мучительно тянулись целые столетия, которые таяли секунда за секундой? Откуда это смущавшее и опустошавшее чувство, что ты бродил в самой жути непроглядной глубины безграничной ночи?

Так ли уж легко обмануть разум человека?

В конечном счете я, как мне показалось, все же нашел ответ: в течение этих пятисот лет я действительно жил. Клетки моего организма, его органы существовали. Нельзя было исключать даже и того, что какая-то часть моего мозга все это невообразимое время оставалась в неусыпном бдении.

К тому же, конечно, нельзя было не учитывать и чисто психологический аспект: я знал, что на самом деле прошло пятьсот лет и что…

Какой-то сигнал в мозгу подсказал мне, что десять минут пассивного ожидания прошли. С большими предосторожностями я включил автомассажер.

Деликатные устройства разминали мое тело примерно с четверть часа, когда открылась дверь. В комнату ворвался свет. Передо мной стоял Блейк.

Я слишком резко повернулся, и голова тут же закружилась. Я закрыл глаза и услышал, как подошел Блейк.

Через минуту я уже мог отчетливо его разглядеть. Увидел, что он держит в руках чашку. Но смотрел он на меня до странности хмуро.

Наконец-то его длинное узкое лицо озарилось слабой улыбкой.

— Привет, Билл! — тут же прошептал он. — Не пытайся говорить. Лежи смирно, пока я тебя покормлю супом. Чем скорее ты сможешь подняться, тем будет лучше.

Снова помрачнев, он добавил:

— Я проснулся тому уже две недели.

Блейк сел на бортик койки и покормил меня с ложечки. Единственный звук в каюте издавал автомассажер. Мое тело восстанавливало свои силы медленно, и чем больше проходило времени, тем я отчетливее осознавал, что Блейк был глубоко опечален.

— Как Ренфру? — удалось мне все же хрипло выдавить из себя. — Он проснулся?

Поколебавшись, Блейк утвердительно кивнул. Он сморщил лоб, выражение его лица стало еще более скорбным, и он просто сказал:

— Ренфру сошел с ума, Билл. Полностью. Мне пришлось его связать и запереть в каюте. Сейчас он несколько успокоился, но вначале лишь что-то бормотал, как бедняга, страдающий расстройством речи.

— Что ты городишь? — выдохнул я. — Ну не до такой же степени он чувствителен! Допускаю, что он мог впасть в депрессию, заболеть. Но осознание того факта, что прошло столько времени и все твои друзья умерли, не могло все же свести его с ума.

Блейк покачал головой:

— Не только это, Билл…

Он на минуту замолчал и заговорил снова:

— Тебе надо подготовиться к большой встряске, такой, какой ты еще никогда в своей жизни не испытывал.

Я смотрел на него во все глаза. Неожиданно меня охватило ощущение какой-то пустоты вокруг.

— Я уверен, что ты сможешь это вынести. Не бойся. Ты и я, Билл, мы оба с тобой толстокожие. Настолько нечувствительные, что могли бы спокойно приземлиться равно как в эпохе миллион лет до Христа, так и миллион лет после. И мы удовольствовались бы тем, что пожали бы друг другу руки и сказали: “До чего же забавно очутиться здесь, старина!”

Я прервал его:

— Ближе к делу, Нед! Что случилось?

Он поднялся.

— Когда я прочитал твой отчет о том горевшем звездолете, а потом ознакомился с фото, у меня мелькнула одна мысль. Две недели тому назад солнца Альфы были уже совсем близко. В шести месяцах полета, учитывая нашу среднюю скорость в восемьсот километров в секунду. Я сказал себе: “А дай-ка я попробую поймать их радиопередачи”. (Он безрадостно улыбнулся.) Ну так вот, за несколько минут я поймал сотни станций! Они буквально кишели на семи диапазонах. Их было слышно так же четко, как перезвон колоколов.

Он замолчал и изучающе посмотрел на меня. Его улыбка была несколько вымученной. Он жалобно простонал:

— Билл, мы короли дурней всей цивилизованной Вселенной. Когда я выложил всю правду Ренфру, он потек, как кусок льда в воде.

Блейк снова на некоторое время замолк. Мои нервы были на пределе. Я был уже не в состоянии вынести и далее это молчание.

— Ради бога, старик… — начал я.

Продолжать я не стал и не сделал ни единого жеста. Я все мгновенно понял. Кровь раскатами грома забилась в моих венах.